Госпожа удача - [94]

Он проклял все на свете, подхватил Асмоловского за подмышки и поволок к гаражу. По ним не стреляли. Артем измазался в крови, пока дотащил раненого до гаража. Он очень надеялся, что его видели — это давало хоть какие-то гарантии на то, что красные предложат сдачу вместо того, чтобы забросать гранатами.

— Credo in unum Deum, Patrem omnipotentem, — Верещагин разрезал на десантнике комбез и тельник. — Factorem coeli et terrae, visibilium omnium, et invisibilium.

Обычно он молился по-русски, но сейчас латынь, холодная и чистая, как горная вода, успокаивала бешено колотящееся сердце. Делай, что должен, и будь что будет. Он обтер рану салфеткой и разорвал зубами пакет с дренажной системой.

— …Et in unum Dominum Jesum Christum, Filium Dei unigenitum, et ex Patre natum ante omnia saecula…

Руки тряслись. Верещагин весь собрался в кулак, чтобы сделать все правильно. Он с десяток раз проделывал эту нехитрую операцию с резиновой куклой, но — это было совсем иначе. Тут не подкрашенная водичка, а кровь, и настоящие, а не пластиковые ребра ходят ходуном…

— …Deum de Deo, lumen de lumine, Deum verum de Deo vero. Genitum, non factum, consubstantialem Patri per quem omnia facta sunt…

Слух донес рокот БМД, нарастающий, переходящий в рев — он уже не слышал собственных слов.

— …Qui propter nos homines, et propter nostram salutem, descendit de coelis. Et incarnatus est de Spiritu Sancto ex Maria Virgine; et homo factus est.

Перевязка. Он проверил, как плотно держится на ране полиэтиленовая пленка, наложил пакет и перехватил бинтом…

— …Crucifixus etiam pro nobis, sub Pontio Pilato passus, et sepultus est…

Едва он закончил, как руки заходили ходуном. Пот заливал глаза. Он попробовал вытереть лоб — и размазал кровь Глеба по своему лицу.

Хриплое, сбивчивое и судорожное дыхание раненого выровнялось. Асмоловский дышал и жил.

— Et resurrexit tertia die, secundum Scripturas. Et ascendit in coelum; sedet at dexteram Patris…

Звук моторов стих, зато площадка наполнилась выкриками и топотом ботинок. К гаражу пока никто не подходил — боялись стрельбы. Артем не мог сдвинуться с места, не мог поднять руки — казалось, все силы его оставили. Теперь, в относительной тишине собственный шепот казался ему оглушительно громким.

— Et iterum venturus est cum gloria, judicare vivos et mortuos; cujus regni non erit finis. Et in unum Spiritum Sanctum, Dominum et vivificantem; qui ex Patre Filioque procedit…

Страх появился позже, когда немного отпустила усталость. В тот момент страха не было — было просто сомнение относительно своей способности встать и что-то сделать. Он чувствовал себя оловянным болваном на морозе: тронь — рассыплешься.

От него больше ничего не зависело. Почти ничего — собственная жизнь.

— …Qui cum Patri et Filio simul adoratur et conglorificatur; qui locutus est per prophetas.

Через полчаса здесь будет Карташов. А красные через какое-то время окажутся в той же ситуации, в которой были корниловцы: три патрона на шесть человек.

«Но что может произойти за эти полчаса? Как минимум, они захотят узнать, где наши и сколько их. Как минимум».

— In unam sanctam, catholicam et apostolicam Ecclesiam…

— Эй, беляки! Сколько вас там? Выходите и сдавайтесь, считаем до трех, потом кидаем гранату. Раз!

— Отставить! Отставить, Васюк, я сказал! Там капитан!

«Целых два».

— …Confiteor unum baptismam in remissionem pecatorum. — Верещагин поднялся с колен. — Expecto resurrectionem mortuorum, et vitam venturi saeculi. — Отстегнул пояс с кобурой и ножом, бросил его за дверь, шагнул в дверной проем. — Amen.

Под десятком прицелов он повернулся и встал лицом к стене. Собственные руки показались ему невыносимо тяжелыми, а чужие, быстро обшарившие тело, — отвратительно огромными.

— Лицом, — сказал майор.

Верещагин повернулся к Лебедю лицом. Выдержал стальной жесткости взгляд.

— Ах, сука… — сказал за спиной майора Палишко. — Ну и сука…

— Сними шлем, — медленно и спокойно проговорил Лебедь.

Трое заскочили в гараж, вынесли Глеба.

— Это ты перевязал его? — спросил майор.

— Я его и подстрелил. — Артем не собирался покупать себе прощение.

Ветер звенел в растяжках и фермах телевышки.

Майор сделал шаг вперед и поднял нож. Артему стоило некоторого усилия не шевельнуться, когда лезвие скользнуло по подбородочному ремню.

— Сними каску, — повторил майор.

Артем снял каску, бросил ее на плитку. В плечи, в локти и запястья, выворачивая руки за спину, тут же вцепились.

— Так куда же подевался наш доблестный спецназ? — спросил майор, — Или ты на полставки? Сегодня — спецназовец, завтра — врангелевец?

— Корниловец, — поправил Артем.

— Добро, корниловец. Да, я ж забыл, ты еще и альпинист… И швец, и жнец, и в дуду игрец. Что ж ты здесь делаешь, альпинист?

— Я здесь живу, товарищ майор. В этой стране.

Лебедь расстегнул кобуру.

— Сволочь. — Его рубленое, топорное лицо наконец-то дрогнуло. — Ты с Глебкой пил, песни пел, а настал час — пулю в него всадил. Вы здесь только так и умеете: из-за угла, исподтишка…

Верещагин ухмыльнулся.

— Мы еще и не так умеем. Знаешь, кто вышвырнул тебя из Ялты, как бродягу из бардака? Резервисты, нафталинные вояки, которые берут в руки винтовку дважды в месяц. Воюйте и дальше так, мне это нравится.