Госпожа удача - [28]

Он припарковал машину на небольшой площадке между церковной оградой и старым серым «турбосуздалем» — наверное, священника.

— Я не это имела в виду, — сказала Тамара. — Я думала, мы говорили о гражданском браке.

— Мы говорили о браке. Тэмми, что тебя смущает? Что это католический храм? Ну прости меня — я никого из православных священников не знаю настолько коротко, чтобы договориться о венчании за полчаса. Ты ведь ни о чем меня не спросила. Или ты не подозревала, что два года встречаешься с католиком?

— Да перестань, я вовсе не об этом…

— А о чем? — Он вышел из машины. — Тэмми, времени очень мало…

Тамара посмотрела ему в глаза, потом сама вышла из машины.

— Исповедь и причастие, так? — спросила она. — Тебе нужно исповедоваться и причаститься. А исповедуясь, ты будешь называть то, что между нами было, «грехом» и «блудом».

— Я буду называть вещи своими именами. Я с самого начала хотел называть это браком, но что было, то было — ничего не изменишь. Что с тобой? Ты ведь согласилась быть мне женой — пойдем!

Тамара сама не знала, что с ней. Воздух был напоен угрозой, хотя ожидание наконец-то разрешилось: Остров занимали советские войска. Что происходит с армией — неизвестно. Что будет с ними — неизвестно. И вдруг — Арт требует от нее обязательства. Неразрывного, на всю жизнь. Все два года он зудел о свадьбе, и все два года она боялась этого слова, потому что для него, опоздавшего родиться самое меньшее на сотню лет, это слово означало — навсегда, как смерть. Тамару дергало при мысли о том, что она будет на всю жизнь приговорена к одному мужчине. Пусть даже к такому славному.

— На что ты решился, Арт? — спросила она. — Что ты будешь делать? Брак, исповедь и причастие — ты что, помирать собрался?

Верещагин усмехнулся:

— Первое, что слышит новичок в армии — «Вы что, собираетесь жить вечно?» Я не исключаю никакой возможности, Тэмми.

Она скривила губы, сама не зная почему.

— Боишься попасть в ад? Твой Боженька не простит тебя за то, что ты меня любил без его разрешения?

Он сжал губы, отвернул лицо к морю, вдыхая горьковатый ветер. Тамара видела, что ему больно, но ничего не могла с собой поделать — ей тоже было больно! Столько времени — и вдруг выясняется, что для него все это было грязью. Почему он молчал об этом вчера, когда трахал ее в «Шератоне»? Лицемер…

— Я не пойму, что с тобой, — почти жалобно сказал он. — Объясни мне, прошу тебя.

— Что со мной? То, что ты черт знает что себе напридумал и ведешь себя как последний кретин — вот, что со мной! Тебе вчера проболтались о вторжении и ты вообразил себя чуть ли не мучеником, решил доделать все свои дела и отправляться умирать с чистой совестью. Проснись, Арт — это не двадцатый год, никто не будет нас убивать! Может быть, ты прав и нам не дадут остаться в армии — но кто сказал, что нам не дадут жить?

— Тэм, я два года проедал тебе голову тем, что хочу взять тебя в жены. Вчера ты дала мне согласие. Сегодня ты почему-то взялась упираться. Это я должен спрашивать: что за муха тебя укусила?

— То, что было между нами — это не грех! И не грязь! Я тебя любила и люблю, и мне плевать, что думают по этому поводу Курия и лично Папа Римский.

— Если это любовь — то почему ты не можешь засвидетельствовать ее перед алтарем, здесь и сейчас?

— Потому что знаю тебя как облупленного! Знаю, как ты к этому отнесешься — тебе же в детстве вбили в голову, что брак — это на всю жизнь, что жена да убоится мужа… Скажи, неужели ты чувствуешь себя таким никчемным, что тебе нужна женщина, которая тебя боится?

— Там же сказано, что муж должен возлюбить жену, как Христос Церковь, и отдать себя за нее. Скажи, неужели тебе нужен мужчина, не готовый отдать себя за тебя?

— Да. Я свободный человек, и мне не нужны никакие жертвы ради меня. Ни от кого.

— Что же ты имела в виду, когда соглашалась выйти за меня замуж?

— Нормальный гражданский брак, без этих ваших католических прибабахов! Союз двух свободных и независимых людей.

Верещагин немного покусал губы, а потом спросил:

— С каких это пор, вступая в какой-либо союз, можно остаться независимым? Если кто-то заключает союз, желая остаться независимым, это значит… — Он посмотрел на дорогу, откуда уже давно доносился звучный рокот моторов и траков: в Бахчисарай следовала какая-то парашютно-десантная часть. — Это значит, он собирается предать, — тихо, но твердо закончил Арт.

— Послушай, милый, не строй из себя тургеневскую девушку и не кидайся красивыми словами. Если твоя свобода тебе не дорога — это твое дело, но я не собираюсь давать тебе возможностей для морального шантажа. Я не хочу ручаться за себя на всю жизнь, а потом терзаться комплексом вины из-за того, что ты подашься в монахи.

— Иными словами, ты намерена изменить мне, едва отыщется более достойная кандидатура, и заключить брак уже с ним. А если и после него подыщется более достойный — то с ним. И da capo[8]. Каждый раз заключая в магистрате новый союз свободных и независимых людей.

— Арт, не говори гадостей! Почему ты все доводишь до абсурда? Ты два года понимал, что между нами грех — и с эрекцией тем не менее все у тебя было нормально. Скажи, что изменится в принципе, если мы заключим гражданский брак?