Госпожа Сарторис - [20]

* * *

В тот вечер я заехала на заправку, которая принадлежала еще старику Шустерманну, хотя на месте его не было. Меня обслуживал прыщавый юноша, думаю, сын нашей газетчицы; но он меня не узнал, и мы ни о чем не говорили. Я проехала через мойку, заправила полный бак, купила «Шо-ка-колу», чтобы не заснуть, две бутылки воды, фрукты, сигареты и карту Италии; к тому же заказала себе еще кофе. Я была абсолютно спокойна и мыслила здраво; все шло по плану. Даниэла и Ирми мирно спали наверху, Эрнст лежал, как обычно, свесив руку с кровати и тихонько похрапывая, когда я осторожно встала и спустилась вниз, повесив на руку костюм. На кухне я переоделась, вытащила из сумки письмо для Эрнста и прислонила к кофе-машине – он уже много лет вставал первым, потому что Ирми стала спать дольше из-за лекарств. Потолочного света недоставало; сейчас, посреди ночи, комната казалась немного убогой. Мы давно обсуждали, что нужно обновить кухню, но Ирми разрушила наши планы, попросив оставить все, как она привыкла. Ее совершенно не привлекали освещение отраженным светом, посудомоечная машина или новая плита, а поскольку она проводила на кухне больше времени, чем все остальные, и по-прежнему для нас готовила, ее мнение стало решающим. Так что кухонные шкафы не менялись с самого начала нашей семейной жизни; угловая скамья стояла примерно с тех же времен, и только стол был приобретением последних лет, из-за моющегося покрытия. Как обычно, посередине стояли солонка и перечница, пластиковая коробочка с заменителем сахара и контейнер с зубочистками, которыми никто никогда не пользовался. В раковине осталась грязная кастрюля из-под слегка подгоревшего гуляша, и я хотела было оттереть ее и отмыть, но передумала; гул водонагревателя мог кого-нибудь разбудить. Вместо этого я убрала чистые стаканы, сложила и повесила над раковиной полотенце и вытряхнула пепельницу – мы пошли спать около одиннадцати, а перед этим играли с Ирми в скат; мы с Эрнстом проиграли и заплатили три марки и восемьдесят четыре пфеннига в игровую кассу – раз в год мы тратили накопленные деньги на совместную поездку; мы пили пиво, и я курила. Теперь пепел остыл, и от окурков неприятно пахло; я выбросила их в мусорное ведро, добавив к остаткам гуляша и стаканчикам от йогурта Даниэлы. Была половина второго; я не засыпала, просто лежала без мыслей в голове и сторожила сон Эрнста, глядя на горящие цифры будильника. Я не хотела дожидаться назначенного времени на кухне. Часы здесь вечно то спешили, то отставали, но Ирми считала, что это неважно, часы нужны на кухне только для уюта – и, возможно, была права. Ободок циферблата украшала голубая роспись; дешевая вещь, вероятно, из пластика, и никто уже не помнил, откуда она у нас появилась. Мне захотелось снять часы со стены и выбросить прочь, но я не стала этого делать; все это больше меня не касалось – обивка на кухонной банкетке, бело-голубая посуда, кофейные чашки, висевшие на крючках над раковиной, таймер в форме курицы и поцарапанное ведро, куда выкидывали остатки еды для компоста. Даже картина с цветами, которую Даниэла нарисовала на семидесятый день рождения Ирми и которая висела в рамке над угловой скамьей, тоже больше меня не касалась. Но я взяла с вешалки кухонное полотенце и засунула себе в сумочку; выключила свет, прокралась по темному дому, тихо открыла и закрыла за собой входную дверь; мусор я с собой не взяла. В гараже я включила свет и осмотрелась; на открытой полке вдоль стены, среди всякого хлама, еще хранились вещи, которые я привезла из родительского гнезда, но никогда не заносила на порог нашего с Эрнстом и Ирми дома. Я увидела там зеркало, с которым ездила в санаторий; оно было завернуто в бумагу, но виднелся сверкающий кусочек позолоченной рамы. Круглое стекло почти ничего не отражало, оно покрылось пылью и почернело, но рама заблестела снова, когда я стерла указательным пальцем тонкий слой грязи. Я положила зеркало на заднее сиденье и уехала; двери гаража я оставила открытыми, чтобы избежать ненужного шума.

Мы договорились встретиться в три часа, у выезда на автобан в сторону Ф. – там была небольшая парковка. Михаэль должен был взять такси; он жил в центре города, и у отеля «Драй Кайзер» всегда стояли машины. Когда я приехала на место, было только начало третьего; я как могла тянула время на заправке и купила еще газету, но сосредоточиться на чтении не получалось. Я не рассчитывала, что он приедет раньше назначенного времени, но все равно наблюдала за фарами немногочисленных машин, проезжающих мимо. Я не боялась; я никогда не была пугливой; просто тяжело сидеть в ожидании почти целый час. Было довольно прохладно, но я опустила оконное стекло, чтобы покурить, и периодически смотрелась в зеркало заднего вида, замечая, как меня постепенно покидает покой. Я еще раз проверила необходимые документы; все было на месте, я даже заранее позаботилась о лирах и взяла буклет отеля, в котором мы забронировали на неделю номер, – он лежал у меня в сумочке рядом со сберегательной книжкой. Я случайно прихватила ключ от дома; надо будет где-нибудь его выкинуть. Я включила стояночный свет, чтобы ему было легче меня найти; возможно, водитель такси не понял, где именно нужно остановиться, когда Михаэль сказал: на маленькую парковку перед автобаном, прямо за большой заправкой. Была только четверть третьего. Я не сомневалась в Михаэле, но понимала – это моя решимость подталкивает нас обоих. В нем была какая-то податливость, хотя я знала, что он способен действовать самостоятельно и даже руководить; он предпочитал дожидаться подходящего случая, пускать все на самотек, если ничто его не тревожило. Беспокойство Михаэля носило скорее духовный характер; ему было слишком тесно и скучно в Л. и не хватало ярких переживаний. Его впечатлила моя энергия, безудержность, я заразила его уверенностью, что мы еще сможем начать жизнь заново. Последние двадцать лет казались выцветшей географической картой; я узнавала на ней дорогу, по которой постоянно ходила, но остался лишь едва заметный контур; я могла составить список фраз, которые постоянно говорила или слышала: «Спокойной ночи!», или: «Ну как, вкусно?», или: «Даниэла уже легла?», или: «Ты помнишь про именины Ирми?», или: «Поедем на машине или пойдем пешком?», или: «Ты забрала одежду из химчистки?», или: «Где аспирин?», или: «Ты не видела мой ключ?», или: «Кофе закончился?», или: «Ты заперла дверь?», или: «А яйца свежие?», или: «Пожалуй, я еще немного почитаю», или: «Этот шезлонг просто дар божий!», или: «Мы больше никогда так молоды не будем!», или: «У Майер-Брюль всегда лучшие булочки!», или: «Куда опять подевалась программа?», или: «Сорняки не пройдут!», или: «Тебе все же стоит немного похудеть», или: «Мужчинам тут сказать нечего», или: «Позволишь?», или «Поднимем бокалы!», или: «Мне не важно, может, я возьму выходной», или: «Фредди спрашивает, придем ли мы в субботу вечером на гриль», или: «Надеюсь, дождь скоро закончится», или: «Я должна позвонить тете Гизи», или: «В этом году нормального лета не будет», или: «Клиенты осведомлены намного лучше, чем раньше», или: «Дорогая, я очень устал!», или: «Пойдем, Ирми, выпьем еще по бокальчику!», или: «Не знаю, раньше туфли служили дольше», или: «Я же говорила!», или: «Нам разве не надо заправиться?», или: «Еда и питье удерживают душу в теле», или: «Я лучше закрою окно», или: «Морковь полезна для глаз», или: «На три метра против ветра, не считая брызг!», или: «Ты опять была красивее всех!», или: «Но, Эрнст, это же совсем не так!», или: «У Даниэлы мало друзей», или: «Яблоки теперь стали совсем невкусные», или: «Ваше здоровье!», или: «Хорошо, что у нас есть сад!», или: «Пакеты с молоком вечно протекают!», или: «Это пойдет нам на пользу!», или: «Я просто не выношу эту жару», или: «Ты много куришь», или: «Спешка нужна лишь при ловле блох и при поносе!», или: «Ирми все-таки стареет», или: «Мы пропьем домишко нашей бабки!