Госпожа победа - [46]

— Шутить изволите, — тоном осуждения сказал коммандер. — Есть еще французские булочки.

Прошло совсем немного времени — и французская булочка, разрезанная на половинки и щедро смазанная маслом, отправилась в погоню за кофе со сливками.

— Господин Флэннеган, вам так катастрофически некого пригласить на кофе? Обязательно нужно было меня будить?

— Целый день происходили разные события, — ответил Флэннеган. — Потом наступила пауза, и мы начали их анализировать. Потом я разбудил вас. Сейчас врач сменит вам повязки, и мы кое-куда поедем…

Он полез в шкаф и достал пакет с эмблемой одежных магазинов «РАNкратов — или PAN, или пропал!». Вытряхнул просторный, крупной вязки шерстяной свитер с капюшоном.

— Наденете, когда медик с вами закончит. Ночь холодная. Набросьте и капюшон тоже.

— Может, сразу паранджу?

— Капюшона будет достаточно.

Вошел врач. Тот самый, что принимал участие в допросе и после этого менял ему повязки.

— Готово, — сказал он через пять минут. — Одевайтесь. Без резких движений. Вот мазь. Называется «Эвита». Каждый раз при смене повязок. Очень хорошо заживляет.

Артем знал эту мазь — действительно незаменимая штука. Дают с собой — значит, он сюда больше не вернется.

— Раны победителей заживают быстро, — усмехнулся Флэннеган. — Идемте, капитан.

О, так мы победители. Надолго ли?

Они вышли на улицу и сели в черный «турбо-суздаль». По окружной кольцевой дороге объехали Симферополь, мелькнула справа по борту громада «Аэро-Симфи», и машина плавно прибавила скорости, вылетев на струну Восточного фривэя.

Два раза они останавливались на трассе по требованию патрулей, дважды Флэннеган предъявлял свою осваговскую книжку. Третья остановка была в Карасу-Базаре.

…Эти трехэтажные продолговатые корпуса, неуклюже претендующие на ампир, Артем не спутал бы ни с чем. Карасу-Базарское офицерское училище, порог которого он в первый раз переступил младшим унтер-офицером, а в последний раз — подпоручиком…

Флэннеган припарковал машину рядом с черным «Руссо-балтом». Выходя, Верещагин заметил штабные номера. Осваговец сделал знак набросить капюшон. Капюшон был здоровенный, свитер напоминал францисканскую рясу. Артем чувствовал себя полным идиотом.

Они свернули за угол и прошли служебным входом.

— На второй этаж, — тихо сказал Флэннеган. — В кабинет директора.

Артем усмехнулся. Эта дорожка была хорошо знакома и натоптана тысячами кадетских ботинок. Здесь, в этих кабинетах и залах с алебастровыми потолками, из аристократических сынков и ретивых унтеров делали офицеров и джентльменов. Стратегия и тактика. Организация и системы вооружений. Снабжение и теория управления. Математика и физика. Фехтование, стрельба, выездка и рукопашный бой. Кабинет директора он посещал дважды: один раз просил об увольнении, чтобы поехать на европейский кубок по скалолазанию в Италию, второй раз — когда умер дед.

Предосторожность оказалась излишней. В коридорах они никого не встретили.

…Осваговец сел за стол, сделал приглашающий жест в сторону стула. Артем уселся верхом, положив скрещенные руки на спинку.

— Четверть четвертого. У нас есть полтора часа на разговор, — капитан второго ранга посмотрел на часы.

Верещагин чувствовал себя, в общем-то, выспавшимся. Похоже, он превращается в ночную пташку.

— Возникает чувство ностальгии, Арт?

— Нет, — сказал Верещагин.

— Как вы стали офицером?

— Получил рекомендацию от командира своей роты… Это есть в моем личном деле.

— Ваше дело я уже знаю, как «Pater Noster». Но о личной мотивации в нем ничего не сказано.

— Я хотел получить образование… Меня интересовало отделение военной истории…

— Вы поступали в Симферопольский университет и набрали проходной балл.

— Семья отказалась оплачивать мое обучение, до стипендии я не добрал полтора балла.

— Семья отказала вам, потому что вы переспали со своей троюродной сестрой и бросили ее? За это ваш дед и лишил вас наследства?…

— Слушайте, Флэннеган! — Артем удержался в тональности нормальной разговорной речи, а не крика в основном потому, что не мог глубоко вдохнуть. — Вам не кажется, что вы лезете просто не в свои дела?

— Вы переспали с ней, а потом сбежали в армию. Чтобы уйти от ответственности.

— Я никогда не бежал от ответственности. Черт возьми, мы не в семнадцатом веке живем, Ивица не забеременела и прекрасно вышла замуж, она не любила меня, в конце концов, ее мать ей просто приказала со мной спать. А мне было семнадцать лет, и я был дурак… Я не говорю, что я был невинным совращенным подростком… Но мы оба смотрели на это несколько иначе, чем наши старики… и все вышло так, как хотела моя тетка: все четыре дедовых баркаса достались ей. Она свое получала и так, и так…

— Я всегда говорил, что в оперативном отделе нам не хватает женщин, — заметил Флэннеган. — Ваше увлечение советской историей — оно имеет какое-то отношение к…

— Имеет. Не спрашивайте.

— Почему?

— Боже, Флэннеган, всему же есть предел! Это — личное, понимаете вы или нет?

— В данный момент — нет. Я на службе.

— Так задавайте вопросы по существу!

— Хорошо. Почему вы приняли предложение Востокова? Какие на то были причины?

— Я уже объяснял…

— Нет, то, что вы объясняли, я усвоил. Личные причины были какие? Вы же не могли не понимать, что это почти верная смерть. Востокову, как и вашей тетке, было плевать, чем окончится это для вас, — он свое получал при любом раскладе. И вы это знали. Догадывались. И все-таки пошли на это сами и повели своих друзей. Почему?