Госпожа отеля «Ритц» - [6]

– Привет, – сказал один из них молодому человеку вчера, когда тот сел рядом в небольшом кафе. – Меня зовут Бад. А тебя как?

Молодой человек, естественно, не ответил. Какое этому американцу дело? Он никогда не поймет стремления этой нации всюду объявлять о своем присутствии. Почему это должно кого-то волновать?

Больше всего на свете парижане хотели, чтобы их оставили в покое. Оставили наедине с их горем, позволили спокойно оплакать погибших и пропавших без вести. Особенно их раздражали молодые американцы, потому что в 1923 году во Франции осталось ничтожно мало мужчин моложе шестидесяти.

Но американцам было все равно. Они улыбались широкими белозубыми улыбками, размахивали огромными ручищами, полными франков, и не переставали восхищаться тем, как все дешево. По сути, они говорили: мы вам не союзники – мы лучше вас!

Молодой человек – его звали Клод Аузелло – подавил гнев и отвращение, потому что вся его жизнь зависела от этих ликующих иностранцев, которые продолжали сходить с лодок в Кале и плыть по Сене в Париж, как мусор.

– Могу я вам помочь? – Он подошел к шумной американке, которая махала ему через вестибюль.

– Да, спасибо, мистер…

– Аузелло. Месье Аузелло. Я здесь, чтобы исполнить все ваши пожелания. – Отступив на шаг, он прикоснулся к медной табличке на пиджаке, подтверждавшей его высокое положение в отеле «Кларидж», – помощник управляющего.

– Ну разве он не лапочка? – Она захлопала ресницами, эта нахальная женщина. Опытным взглядом Клод определил, что ей уже за тридцать. На самом деле, ей было под сорок. Пудра осела в морщинках лица, а помада на кукольно-пухлых губах была слишком красной. Она была блондинкой – натуральной, как показалось Клоду. Высокая, широкоплечая, вся в мехах и драгоценностях, она напоминала облезлую рождественскую елку.

– О, Перл, ты была права. Это конец, просто фиаско!

Еще одна напористая американка! Подавив вздох, Клод повернулся, чтобы поприветствовать ее, и профессиональная улыбка уже появилась в уголках его губ. Но тут же исчезла; что-то дрогнуло в груди, и впервые в жизни молодой человек задался вопросом, не попал ли он, Клод Аузелло, под обстрел Купидона?

Потому что гостья, которая подошла к нему и по-американски уверенно протянула руку, была самой красивой женщиной, какую он когда-либо видел. Она тоже была блондинкой – кажется, крашеной, но какое это имело значение, если цвет волос идеально подходил ей? У нее были большие, сверкающие карие глаза. Перед этим сочетанием – блондинка с карими глазами – Клод никогда не мог устоять.

Но его пленили не только ее крашеные локоны, но и ее улыбка, такая ослепительная, такая непринужденная. Она была моложе своей спутницы по меньшей мере на десять лет; роса на этой американской розе еще не высохла. Она тоже была высокой – все американки такие высокие! – так что Клоду пришлось слегка приподнять голову, чтобы встретиться с ней взглядом.

– Вы впервые у нас, мадемуазель?

– Я впервые за пределами Нью-Йорка. Не могу поверить, что я правда в Париже!

Как мило! Никакой фальши, никаких претензий на изысканность, которыми грешат многие из тех, кто только приехал сюда. Эта молодая женщина вне себя от радости, и ей плевать, что думают об этом окружающие.

– Тогда показать вам Париж – мой профессиональный долг! – ответил он, быстро принимая решение.

Как помощник управляющего отелем «Кларидж», Клод Аузелло нередко показывал Париж красивым женщинам; он считал это одной из привилегий своего положения. Если честно, в прошлом месяце произошло небольшое… недоразумение… между ним и красивой дамой; недоразумение, в результате которого красивая дама покинула отель, уверяя всех и каждого, что Клод должен оплатить ее расходы. Такая деловая сделка, конечно, не обсуждалась во время полуночных ужинов «У Максима», где она оказалась слишком восприимчивой к шампанскому и лести Клода.

Естественно – и абсолютно справедливо – директор отеля отчитал его и предупредил, чтобы впредь Клод вел себя осмотрительнее.

Осторожность! Да, это незаменимое качество для француза. Особенно для того, кто прошел войну невредимым. Жизнь Клода спас счастливый случай, а точнее, мочевой пузырь. Он не любил повторять эту историю… Клод оставил пост, чтобы справить нужду; пока он был в кустах, барак уничтожило прямое попадание артиллерийского снаряда. За это его наградили – таковы парадоксы судьбы! И вот в отличие от многих друзей детства он жил и наслаждался Парижем, в котором, кажется, было по пять красивых женщин на одного здорового молодого человека. «Клод, – сказал ему отец, когда они впервые обнялись в слезах после демобилизации. – Клод, сын мой. Франция – ваша страна, благодарная вам за освобождение. Не упусти этот шанс!»

И он его не упустил, дорогой папа. Не упустил!

– Могу я уточнить, на какие имена забронирован ваш номер? – непринужденно спросил Клод.

– Перл Уайт, – заявила старшая из двух американок.

– Меня зовут Бланш. Э-э… Росс, Бланш Росс, – сказала та, что моложе, с застенчивой улыбкой и легкой запинкой, как будто произносила свое имя впервые.

Они проследовали к стойке регистрации, где вручили Клоду свои паспорта. Он проверил их и после небольшой паузы вернул обратно.