Госпожа Бовари - [121]

Среди черновых рукописей можно выделить как бы первые чистовики. «Когда значительная часть повествования кажется Флоберу готовой, он переписывает ее. Эти в последний раз переписанные набело листы и составляют, стопка за стопкой, авторскую рукопись „Госпожи Бовари“, которую писатель отдает переписчику… Писатель не ограничивается тем, что пересматривает абзац или фразу, которые его покамест не удовлетворяют; он методически перерабатывает несколько раз весь свой труд… Он чувствует, что его совесть чиста, только когда пачкает бумагу, без устали меняя „но“ на „однако“ и „однако“ на „но“, ставя „аптекарь“ вместо „фармацевт“ и потом снова „фармацевт“ вместо „аптекарь“».

Так продвигает Флобер свой роман и вырабатывает стиль, в котором видит основную его ценность. В ходе работы меняются некоторые сюжетные ситуации: уменьшается роль матери Шарля, зато вырастает роль Оме; в корне меняется сцена соблазнения Эммы Леоном, которая должна была, по первоначальному замыслу, происходить в гостиной дома Бовари. Параллельно с этим, особенно перед перепиской набело, производятся сокращения: иногда исчезают целые сцены, например, сцена прогулки Эммы в саду замка праздничной ночью; выбрасывается все чересчур характерное, бьющее в глаза, отдающее гротеском: изгоняются нормандские диалектизмы из речи персонажей, «вульгарные» детали, грубые речения. Но с особым тщанием устраняются все размышления автора, его мнения или разъяснения; Флобер верен своему девизу: «Автор в своем произведении должен, подобно богу во вселенной, присутствовать везде, но нигде не быть видимым» (письмо Луизе Коле от 9 декабря 1852).

И в перебеленной рукописи также делаются сокращения, притом весьма значительные, особенно в первой части, где из девяти глав шесть усыхают вдвое. Флобер выбрасывает целые сцены, стоившие ему немало труда: разговор приглашенных горожан на балу в Вобьесаре, рассуждения Оме о воспитании детей, обед у Бовари, во время которого Родольф ревнует Эмму к нотариусу, и многие другие. Сокращения производятся в копии переписчика и даже перед первым изданием отдельной книгой.

1 июня 1856 года Флобер сообщает Луи Буйле: «Наконец я отправил вчера дю Кану рукопись „Бовари“». Дю Кан в то время был одним из руководителей журнала «Ревю де Пари», где Флобер рассчитывал напечатать свой роман. Однако дю Кан и редактор журнала Лоран-Пиша потребовали внести в рукопись ряд исправлений, о которых позже Флобер напишет ему: «Вы хотели переделать мою книгу заново» (2 октября 1856). Редакцию оскорблял слишком густой и неприкрашенный колорит повседневности, господствующий в романе. Флобер не сдается, он готов забрать рукопись. 14 июля дю Кан пишет Флоберу письмо, где утверждает, что в «Бовари» есть «куча ненужных вещей», и предлагает обратиться для исправления к некоему «специалисту», который за сотню франков сделает из романа «действительно хорошую штуку». Флобер с возмущением отказывается. Редакция дает ему слово напечатать роман в сентябре и анонсирует «Бовари»; в анонсе указывается, что это «сочинение г-на Фобера» — тридцатичетырехлетний начинающий автор спутан с широко известным парижским бакалейщиком. В первой сентябрьской книжке журнала роман, вопреки всем обещаниям, не появляется. Только 2 октября Флобер получает в Круассе номер «Ревю» со своим романом. Первая его реакция — разочарование: «При виде отпечатанного произведения своего я опешил. Оно показалось мне самым заурядным… Эта книга обнаруживает гораздо больше терпения, нежели гениальности, гораздо больше труда, чем таланта. Не говоря уже о том, что стиль вовсе не так уж отточен» (письмо Луи Буйле от 5 октября 1856 г.).

В начале декабря — новый конфликт с Лораном-Пиша, выбросившим из текста романа сцену в фиакре. Однако все отходит на второй план, когда проносится слух о надвигающихся неприятностях — о грозящем автору и журналу судебном преследовании за «Бовари». Хлопоты ни к чему не приводят, и 29 января 1857 года Флобер, Лоран-Пиша и типограф Пилле предстают перед Шестой палатой парижского суда по обвинению в «оскорблении общественной морали, религии и добрых нравов». Поскольку удар направлен прежде всего против оппозиционного журнала и к тому же касается отпрыска весьма почтенного в Руане доктора Флобера, защиту берет на себя руанский адвокат и политический деятель Антуан-Мари-Жюль Сенар. После суда Флобер пишет брату: «Защитительная речь г-на Сенара была восхитительна. Она подавляюще подействовала на прокурора, которого корежило в кресле, и он объявил, что отказывается от ответного слова… Зал был переполнен. Все шло великолепно, и я имел независимый вид. Один раз я позволил себе лично обличить во лжи товарища прокурора, чем тотчас же доказал его недобросовестность, так что он отказался от своих слов… Дядюшка Сенар говорил четыре часа подряд. Это был триумф как для него, так и для меня. Начал он речь свою с воспоминаний об отце Флобера, затем перешел к тебе, а потом уже стал говорить обо мне, после чего сделал подробный анализ романа и опроверг обвинение, касающееся инкриминируемых мне мест. Вот где он показал свою силу; товарищу прокурора, должно быть, здорово влетело в тот вечер!.. В своей защитительной речи дядюшка Сенар все время подчеркивал мой талант и называл мою книгу шедевром. Была прочитана почти треть ее». Спустя неделю суд вынес оправдательный приговор.