Господин Пунтила и его слуга Матти - [24]

Лайна. Это ни к чему. Надо только стереть с них грязь.

Пастор. Анна, пойдем, уже поздно.

Пунтила. Ева! Ну, Матти, я с ней не желаю иметь дела. Я нашел ей мужа, замечательного человека, осчастливил ее, она бы должна вставать утром и заливаться от радости, как жаворонок, а она нос воротит. Я ее прокляну! (Бежит к двери.) Лишаю тебя наследства! Складывай свое барахло и убирайся из моего дома! Думаешь, я не знаю, что ты чуть не вышла за атташе только потому, что я тебе приказал! Тряпка ты бесхарактерная! Ты мне больше не дочь!

Пастор. Господин Пунтила, вы сами не знаете, что творите.

Пунтила. Оставьте меня в покое, проповедуйте у себя в церкви, там хоть никто вас не слушает!

Пастор. Господин Пунтила, честь имею.

Пунтила. Да, уходите, оставьте несчастного отца, оскорбленного в лучших чувствах! Как у меня могла родиться такая дочь! Застукал ее на месте преступления – чуть не спуталась с дипломатической саранчой. Каждая коровница ей может объяснить, зачем Господь Бог сотворил ее в поте лица своего со всем, что полагается, и спереди и сзади! Затем, чтоб она замуж вышла, чтоб пальчики облизывала, когда видит настоящего мужчину. (Судье.) А ты тоже хорош, рта не раскрыл, хоть бы объяснил ей, что она ведет себя противоестественно. Убирайся отсюда!

Судья. Нет, Пунтила, хватит, меня ты изволь оставить в покое. Я умываю руки – ни в чем я не виноват. (Уходит улыбаясь.)

Пунтила. Ты уже тридцать лет умываешь руки, наверно, смыл до самых костей! Как они у тебя не отвалятся от мытья! У тебя были когда-то мужицкие руки, Фредрик, а стал судьей – и началось мытье!

Пастор(пытается оторвать жену от разговора с Лайной). Анна, пора домой!

Пасторша. Нет, я их не кладу в холодную воду, и, знаете, ножки я не варю. Сколько вы их кипятите?

Лайна. Раз даю вскипеть – и все.

Пастор. Анна, я жду.

Пасторша. Иду, иду! А я их кипячу десять минут.

Пастор уходит, пожимая плечами.

Пунтила(сел за стол). Разве это люди? Разве можно к ним относиться как к людям?

Матти. Нет, в общем-то они, конечно, люди. Знал я одного доктора, так он, когда видел, что мужик бьет лошадь, всегда говорил: «Опять по-человечески обращается со скотиной!» Слово «по-зверски» ему казалось недостаточно сильным.

Пунтила. Глубокая мудрость! С ним бы я выпил. Выпей еще полстаканчика! Мне очень понравилось, как ты ее проверял, Матти!

Матти. Конечно, я прошу простить, что шлепнул вашу дочку по неположенному месту, господин Пунтила, это не для проверки, хотелось ее подбодрить, но тут сразу видно стало, какая между нами пропасть. Вы, наверно, тоже заметили.

Пунтила. Мне нечего тебе прощать, Матти, нет у меня больше дочери.

Матти. Зачем же так непримиримо? (Пасторше и Лайне.) Ну как, хоть вы-то сговорились насчет грибов?

Пасторша. А вы сразу солите?

Лайна. Да, сразу.

Обе уходят.

Пунтила. Слышишь? Работники еще пляшут!

С пруда доносится пение красного Сурккалы.

В богатых владеньях графиня жила,

Где шведской земли рубежи.

– Лесничий, ослабла подвязка моя.

Упадет, упадет!

Ты наклонись и ее завяжи.

– Графиня, графиня, оставьте меня!

Я служу вам за черствый кусок.

Ваша грудь так бела, но топор словно лед!

Это – смерть, это – смерть!

Ласка сладка, но конец так жесток!

Лесничий вскочил на лихого коня,

Он к морю примчался в ту ночь.

– Рыбак, переправь меня в лодке своей

Далеко-далеко!

Добрый рыбак, ты мне должен помочь!

Вот так говорила лиса петуху:

– Люби меня, верный мой друг!

Прекрасна была их любовная ночь,

Но к утру, но к утру

Перышки только валялись вокруг!

Пунтила. Это про меня. Сердце щемит от таких песен.

Матти обхватил Фину и, танцуя, уводит ее из комнаты.

X. Ноктюрн

Двор поместья. Ночь. Пунтила и Матти вышли оправиться.

Пунтила. Я бы не мог жить в городе. А почему? А потому, что когда мне надо выйти по малому делу, я желаю идти прямо по земле, и чтобы звезды над головой, и воздух чистый. А иначе зачем мне это надо? Говорят, это примитивно. А чем земля хуже какой-нибудь фарфоровой посудины?

Матти. Я вас понимаю. У вас это вместо спорта.

Пауза.

Пунтила. Мне не нравится, когда у человека нет жизнерадостности. Я всегда смотрю за моими людьми: умеют ли они веселиться? Когда я вижу, что кто-нибудь из них нос повесил, я его увольняю. Такой мне не нужен.

Матти. Вполне вам сочувствую. Не понимаю, почему все ваши люди какие-то желтые, костлявые и старятся раньше времени. По-моему, они это вам назло. Иначе они не стали бы нахально ходить по двору, когда в имении гости.

Пунтила. Можно подумать, что они у меня голодают.

Матти. А хотя бы и так. Пора бы уж им привыкнуть к голоду в Финляндии. Не хотят привыкать, нет желанья. В восемнадцатом году их уложили восемьдесят тысяч[5]. Вот когда наступила тишь да гладь да божья благодать. Только потому, что голодных ртов стало меньше на восемьдесят тысяч.

Пунтила. Жалко, что нельзя было обойтись без этого.

XI. Господин Пунтила и его слуга Матти восходят на гору Хательма

Библиотека в поместье «Пунтила». Пунтила, обвязав голову мокрым полотенцем, охая, просматривает счета. Лайна стоит перед ним с тазом и вторым полотенцем.

Пустила. Если атташе еще раз будет полчаса разговаривать по телефону с Хельсинки, я отменю помолвку. Я ничего не говорю, когда у меня пропадает целый лес. Но от такого мелкого грабежа у меня кровь бросается в голову. А как ты цыплят записываешь? Сплошные кляксы. Что же, мне самому сидеть в курятнике?