Господин Пруст - [73]

—     Ах, сударь, этот Анри Пуанкаре, может, был знаменитым ученым, а Рейнальдо просто хочет казаться важной персоной.

Но на самом деле г-н Пруст вполне здраво оценивал его.

—     Дорогая Селеста, вы слишком жестоки к нему. Ведь он так мил!

—     Как жаль, что он не остался просто певцом, а захотел еще сам сочинять музыку. Когда я с ним познакомился у г-жи Лемер, он был неподражаем. Его напе­ребой приглашали во все салоны и платили приличные гонорары. Как-нибудь я по­прошу его спеть для вас «Дайте сердцу крылья». Как он исполнял это! Неподра­жаемо! Беда в том, что теперь он захотел стать Сен-Сансом. Послушали бы вы его, когда он вместе со своей матерью приходил к матушке!..

Ведь связь была еще и между обеими матерями, а кузина Рейнальдо, Мари Нордлинже, открыла для г-на Пруста книги Рёскина. Но по окончании войны и осо­бенно после успеха его второй книги «Под сенью девушек в цвету», у них наметилось некоторое отдаление, а со стороны Рейнальдо появилась даже какая-то язвитель­ность. Г-н Пруст говорил:

—     Прежде мы были очень близки. Ездили любоваться большими приливами на мысе Раз, не говоря уже о Венеции; одно лето провели у г-жи Лемер в замке Рейвелон. У нас были общие взгляды и уважение друг к другу. Потом наступила война. Рейнальдо взяли в армию, и, хотя он сохранил все свои связи, ему стало казаться, что я обхожу его, а он остается где-то в стороне. И знаете, Селеста, как это ни смешно, Рейнальдо завидовал мне. Я чувствовал это, когда он приезжал с фронта в отпуск. Да, завидовал, потому что в литературных кругах говорили о моих книгах, а он прозябал среди вялых похвал. Он даже говорил мне: «Куда ни пойдешь, только и разговоров, что о вас и вашей книге». Как это странно!

Однажды после визита Рейнальдо Ана г-н Пруст позвал меня:

—     Дорогая Селеста, мне очень грустно. Я спросил у Рейнальдо, почему он так давно не приходил, быть может, он чем-то недоволен? Знаете, что он ответил?.. «Марсельчик, у меня нет ни ваших денег, ни вашего успеха. Для вас все доступно. Но теперь за все надо платить, а у меня с этим затруднения». У него был очень несча­стный вид. Я сказал ему: «Рейнальдик, я могу снабдить вас деньгами». — «Речь не об этом, Марсель. Мне не нужны ваши деньги. Я должен зарабатывать их сам. Поэтому у меня и нет времени навещать вас». Слушая все это, я не мог не вспомнить о его прежних песнях.

Г-н Пруст в большей степени огорчился за самого Рейнальдо, чем из-за той зависти и недоброжелательности, которые были в его словах. И как он радовался уже незадолго до своей смерти, узнав об успехе одной из композиций, сочиненной Рейнальдо. Это была музыка к знаменитой оперетте «Сибулетта» на слова Робера де Флера и Франсиса де Круассе, зятя одной из старых знакомых г-на Пруста, графини де Шевинье. Однако настоящий успех «Сибулетты» в театре «Варьете» пришел уже после смерти г-на Пруста. Но тогда ее поставили еще и на юге, где она получила теплый прием. Я так и вижу, как г-н Пруст откладывает газету или письмо с этим известием и говорит мне с сияющей улыбкой:

—     Дорогая Селеста, как я рад, что Рейнальдо добился, наконец, хоть не­большого успеха!

Помню также по его рассказам, сколько было у него забот из-за несчастной и единственной любви Рейнальдо.

—     Это была Клео де Мерод, знаменитая дама полусвета, которая зачесывала волосы гладко на прямой пробор, чтобы скрыть свой единственный недостаток — некрасивые уши. Она оказалась для Рейнальдо роковой женщиной и держала его на побегушках, ничего не давая взамен, так что он впал в безысходное отчаяние. Быть может, из-за этого и пострадал его талант.

Во всяком случае, их дружба была слишком давней, они многое прощали друг другу и до самого конца хранили верность, хотя скорее уже как братья, а не как друзья.

Кроме этих старых знакомств, новых было не так уж много, совсем не такое количество, как об этом говорили впоследствии. Но  я не хочу огорчать никого, кто претендует на близость к г-ну Прусту; это скорее смешно, и сам он, несомненно, посмеялся бы над некоторыми статьями, появившимися после его смерти.

Его встречи происходили, главным образом, за пределами квартиры, и все еще оставался обширный круг знакомств, поскольку многие искали общения с ним. Обычно съезжались на  званые обеды к «Ларю» или в «Риц», или же сам он приглашал гостей в отдельный кабинет. Но поскольку у него все было связано с творчеством, многие из них лишь мимоходом забавляли его, не представляя собой сколько-нибудь серьезного интереса.

Однажды князь Антуан Бибеско, всегда знавший обо всем, отвез г-на Пруста на какой-то званый обед, чтобы познакомить его с Пикассо, о котором тогда уже начи­нали говорить. Это было не то в «Крийоне», не то в «Рице», но неважно. В два часа ночи все трое поехали в мастерскую смотреть картины. Возвратившись домой, г-н Пруст рассказал мне:

—     Это испанский художник, который пытается делать кубизм. И он постарался описать, на что это похоже, а потом сказал:

—     Признаюсь, я мало что в них понял. По всей видимости, картины Пикассо нисколько его не затронули, и он никогда больше не упоминал о них. Рассказывали еще, что г-н Пруст был на званом обеде, где присутствовал Джеймс Джойс, но он даже не вспомнил про него.