Господин Пруст - [33]

Во-первых  чрезвычайная деликатность и не меньшая сдержанность. Хотя мы были мужем и женой, он никогда не распространялся о г-не Прусте. Говорил только, что возил его туда-то и ждал столько-то часов и еще, быть может, о погоде. Но не больше. А ведь г-н Пруст сам рассказывал мне о своих поездках, и поэтому Одилон молчал со мной, конечно, не по его желанию.

К тому же мой муж был щепетильно честный и чистосердечный. Однажды я рассердилась, когда он потребовал навестить его родных, а мне совсем не хотелось никуда выходить (тем более я еще и не любила бывать среди торговцев). На мои жалобы г-н Пруст ответил так:

—     Послушайте, Селеста, здесь не о чем даже говорить, а вернее, все это только к чести Одилона. Главное, помните одно: он превосходный человек и замечательный муж. У него есть такое качество, которое я ценю выше всего, — он ни­когда не солгал мне и, уверен, вам тоже.

А в другой раз, когда я опять пожаловалась ему, повторил:

—     Но, милая Селеста, вы сами не понимаете своего счастья, вам достался лучший из мужей.

—     Вы так думаете, сударь?

—     Так ли я думаю? Даже более того, иногда даже удивляюсь, как он может переносить вас.

Я была уязвлена:

—     Сударь, значит, вы слишком снисходительны ко мне! Но я очень хотела бы знать, а что же все-таки ему приходится переносить, ведь все делается, как он хочет!

—     На что же тогда жаловаться? Значит, вы его действительно любите.

Он объяснил мне, как Одилон в одиночку пробивал себе дорогу в жизни. Оставшись четырнадцати лет от роду без родителей, он начал с мытья посуды в парижском бистро, но не выдержал, узнав, что его там кормят объедками. Потом, как и один из его братьев, был кучером фиакра, но, благодаря своей сообразительности понял, какую революцию принесет с собой автомобиль. Очень быстро он получил шоферскую лицензию с блестящей аттестацией и стал работать на такси то в Монако или Кабуре, то в самом Париже, в зависимости от сезона. Он служил в компании «Таксиметр Юн и к», созданной Ротшильдом под управлением Жака Бизе, однокашника г-на Пруста  по лицею Кондорсе. Мать Жака Бизе, овдовев, вышла за г-на Строса, дальнего родственника Ротшильдов. Именно в Кабуре он и познакомился с г-ном Прустом.

Как рассказывал мне сам г-н Пруст, Жак Бизе рекомендовал ему трех или четырех шоферов, и хотя в Кабуре он чаще ездил с Агостинелли, но благодаря своей проницательности почти сразу приметил Одилона. Как-то г-н Пруст спросил у него, что он делает после возвращения с юга и Нормандского побережья.

—     Работаю шофером в Париже.

—     А не согласитесь ли вы подвозить и меня?

—     С удовольствием.

Одилон дал ему телефон своей сестры, на углу улиц Фейдо и Монмартр. Так оно и началось, а вскоре их отношения стали по-настоящему доверительными и прервались только на время войны, но и то после мобилизации Одилона г-н Пруст взял себе в шоферы его старшего брата Эдмона, который был немного глуховат.

В том, что связано с Одилоном, г-на Пруста более всего трогали обстоятельства смерти его матери, когда он еще ходил в школу. Однажды вместе с ней он возвращался домой, и у него на куртке была оторвана пуговица; она сказала ему: «Положи ее в кухне, я потом пришью, сейчас у меня что-то побаливает сердце». Утром он взял куртку с пришитой пуговицей, но в доме была какая-то необычная тишина. Он по­думал, что матери надо выспаться, и стал собираться в школу, стараясь не шуметь. Потом ему пришло в голову, что она будет беспокоиться, если он уйдет, так и не сказав ни слова. Но она была уже остывшая на постели... Г-н Пруст всегда очень волновался, рассказывая об этом; он каждый раз вспоминал и о своей матери.

Когда кончилась война и Одилон нашел меня на бульваре Османн, то, не задумываясь, согласился поселиться там. Мы никогда не говорили о том, сколько мы здесь пробудем, и он уже не вспоминал о своем желании завести собственное дело. Теперь ему хотелось только сменить машину, да и то скорее из-за тщеславия ради г-на Пруста.

Стоит упомянуть, что в первые годы шоферам, как и кучерам, приходилось сидеть снаружи при любой погоде — под дождем, на солнцепеке и морозе. Со временем, когда машины сделались более комфортабельными, муж стал немного стес­няться своего старого «Рено». Наконец, он сказал г-ну Прусту о своем намерении приобрести новую машину, более подходящую для того, чтобы останавливаться у отеля «Риц» или роскошных особняков.

—     Нет, нет, Одилон, — ответил ему г-н Пруст. — Зачем это вам менять свою старую машину? Мне очень нравится ваше такси, оно такое удобное, и я уже давно привык к нему. Мне вовсе не нужно обращать на себя внимание.

Муж и не настаивал — он слишком любил г-на Пруста, чтобы огорчать его. И только уже в самом конце, когда старый «Рено» сделался такой древностью, что в нем-то г-н Пруст и привлекал внимание, Одилон решил все-таки приобрести как неожиданный сюрприз новую машину и заранее ничего не говорил даже мне. Но г-н Пруст не дожил до этого, а муж так и не попользовался своим новым прекрасным автомобилем. Мы еще не съехали с квартиры г-на Пруста, когда муж продал его с убытком для себя. Помню, что заплатил не то двадцать две, не то двадцать четыре тысячи, а уступил всего за восемнадцать, даже не задумываясь: