Господин мертвец. Том 2 - [160]

– Уверен, суд надлежащим обра…

– Скажи мне! – рявкнул оберст Хаасу. – Скажи мне сейчас! Я хочу знать это. Зачем ты это сделал, магильер?

– Старый палач желает знать зачем. – Хаас повел плечами. Но руки были стянуты за спиной слишком жестко, чтобы жест удался в полной мере. – Бергер, давайте я расскажу ему? Какая теперь разница? Вам я завещаю свое мертвое тело и делайте с ним что хотите. Но, пока я жив, это мое дело, ведь так?

– Мне все равно, что вы скажете, люфтмейстер, – отозвался тоттмейстер Бергер безразличным тоном.

Хаас удовлетворенно кивнул. До предела взвинченный, распаленный полыхающим внутри огнем, он был готов биться одновременно со всеми: с полумертвым оберстом, равнодушным тоттмейстером и мертвым унтер-офицером. Он был готов биться со всем миром. Что-то вело его вперед. Что-то, с чем Дирк не хотел бы встретиться.

– А оберсту было бы интересно послушать. Да и унтер-офицер Корф наверняка заинтересуется. Что скажешь, мертвец?

– Мне все равно.

– Ну разумеется! Вы ведь все, все трое хотите это знать. Вас интересуют подробности. Вы хотите знать детали. Вас они возбуждают, как похотливых юнцов – пошлая история. Ведь вы все заодно, вы все повязаны смертью, вы смердите ею, не замечая этого, что мертвые, что живые…

– Я привел вас сюда, чтобы вы ответили на наши вопросы прежде, чем за вас возьмется полевой трибунал, – хладнокровно оборвал его тоттмейстер Бергер. – Если вам охота потрепать языком, я вызову конвой из «Старых Костей», чтобы он отвел вас в более подходящее место.

– Как скажете. – Хаас карикатурно склонил голову в фиглярском поклоне. – Итак, хотите знать, отчего я все это затеял? Да оттого, что вы мне отвратительны. Вы и такие, как вы, миллионы таких. Вы продукты войны и смерти, вы отравляете вокруг себя все, даже воздух. Вы уже уничтожили свою страну, свою родину. Надежнее, чем это сделали бы французские снаряды или английский газ. Германии больше нет. Она мертва, понимаете это, недоумки в форме? Она умерла в муках, растерзанная бесконечной бойней, и теперь ее тело разлагается, как никому не нужный бродяга на леднике в полицайпрезидиуме. Вы кричите о том, что защищаете ее, но это ложь. Нельзя защищать того, кто мертв! А вы лишь трупные паразиты на ее теле. Все ради Германии! Все силы на защиту немецкого духа! Поднять мертвецов в строй! Вы уничтожили страну и машете над ее гробом своими флагами, похожими на истлевшие тряпки.

– Вздор, болезненное наваждение… – Дым, выпущенный тоттмейстером, заколыхался над поверхностью стола. В сочетании с разбросанными по нему вещами и бумагами, образующими подобие взломанных артиллерией траншей, он напомнил Дирку пороховую взвесь, клубящуюся после боя.

– Наваждение? – Хаас визгливо рассмеялся, и от этого смеха оберст фон Мердер вздрогнул. – Вы так давно копаетесь в трупнине, что все забыли. Вы воюете за Германию, не понимая, что сами ее погубили. Люди голодают. В городах каждую ночь находят сотни истощенных тел и стаскивают их в общие могилы, как в Средневековье! И сами города лежат в руинах, разбитые тысячами ежедневно сыплющихся на них авиабомб. Дети и старики уходят в армию, чтобы никогда не вернуться, а женщины и калеки работают на военных фабриках, чтобы было чем воевать на фронте. Эпидемии испанского гриппа и тифа вырезают целые села, унося больше жизней, чем огонь крупной артиллерии. Моряки, едва шевелящиеся от голода, поднимают красный флаг в Киле – и кайзер приказывает расстрелять их из пулеметов. Демонстрацию в Вене прямо на улице душат газами, как крыс. И все это время станки грохочут, производя пушки, танки, винтовки, каски и штыки! Все для фронта, все для победы великой Германии! Которая сожрет собственных детей и назовет их героями. Страна мертва, слепцы! То, что осталось на ее месте, чудовищно и должно быть уничтожено.

– Вы уничтожили не страну. Вы уничтожили полторы тысячи солдат. Тех самых уставших голодных новобранцев, за счастье которых выступаете.

– Это была неизбежность. – Хаас пожал плечами. – Печальная, но что с того? Это приблизило окончание войны. А война должна закончиться. В тысяча девятьсот девятнадцатом году от Рождества Христова.

– Хотите, чтобы Англия и Франция растащили Германию на части? Это принесет счастье голодающим и бездомным?

– Этого не будет. Но конец войны, каким бы он ни был, спасет Германию. Не знаю, в какой форме, не знаю, под каким названием. Но война должна быть закончена. Война, в которой мертвецы возвращаются с того света, чтобы выше поднять боевые знамена и вонзить штык в живых. Да, я убил всех этих людей. Для того, чтобы спасти остальных.

– Фанатик. – Тоттмейстер Бергер устало покачал головой. – Он служил у меня два года, а я и не подозревал. Фанатичность сродни инфекции, которая поражает мозг. Кажется, он действительно верит в то, что спасал Германию, обрекая на гибель германских солдат. Фанатики готовы вести в будущее только тех, кто с ними согласен, остальные же могут рассчитывать только на смерть.

– Я фанатик? Что ж, господин смертоед, можете называть меня фанатиком. Но в моем будущем, шаг к которому я сегодня сделал, мертвецы не будут воевать за живых! И людоед-кайзер не сможет пополнять свое воинство из солдатских гробов.