«Господа офицеры». Неизвестная история русской армии - [30]

А по тем временам никто не понимал иного вида силы правителя, кроме его богатства.

В этом смысле мне вспоминаются когда-то читанные сетования революционера-народовольца, «ходившего в народ» и призывавшего уже освобождённых от крепостной зависимости крестьян к бунту. Так вот, по признанию этого революционера, довод о богатстве царя, о роскоши его дворцов даже на нищих русских крестьян никак не действовал и вызывал недоумение: «А как может быть иначе?? Ведь это царь, защитник народа! Защитник обязан быть силён, а сила в богатстве!» С точки зрения крестьян, помещики — бездельники и несправедливо живут в роскоши — это так. Но царя — не трожь!

Надо понять, что в те времена начальнику косить под скромного демократа было бесполезно — этого никто бы не понял и не оценил. И Потёмкин показом своего богатства, показом роскоши ободрял всех тех, кто был с ним, кто был предан ему и России.

Личные же стремления Потёмкина к деньгам или к славе, как у Суворова, были, скорее всего, не велики.

Вот он, уже тайный муж Екатерины II, за личное командование войсками в битвах турецкой войны в 1774 году стал кавалером ордена св. Андрея Первозванного. Это был хотя и высший ордена государства, но универсальный, дававшийся и за военные, и за гражданские заслуги, а членам императорской фамилии и просто по факту рождения. Но в следующем году, после заключения с турками мира, стали награждать всех участников войны уже за победу во всей войне. Потёмкин милостью Екатерины стал только графом, поэтому прямой воинский начальник Потёмкина фельдмаршал Румянцев по итогам войны представил Потёмкина, командовавшего войсками в минувшей войне и победителя при Селистрии, к награждению орденом Св. Георгия 1-й степени. То есть к награждению высшей степенью сугубо военного и по этой причине самого почётного ордена России.

Но эта высшая боевая награда тогда давалась только за выдающиеся победы в битвах, а не за заслуги вообще, и Потёмкин отказывается от Георгия 1-й степени, чтобы не дискредитировать этот орден — не брал он в 1775 году никаких крепостей, следовательно, такой награды не достоин. А такой поступок, согласитесь, показывает отсутствие у Потёмкина алчности к наградам, а это уже довольно редкое явление.

С другой стороны, если бы после Потёмкина ничего не осталось, кроме воспоминаний о том, как он сорил деньгами (как щук ловил, за амфорами нырял или журавлей в полёт провожал), то это одно. Но ведь Потёмкин оставил после себя огромный край, присоединённый к России. Да ведь и не это главное, поскольку в этом присоединении ценными были не земли (которые тоже были хороши), а окончание многовековых набегов татар на Россию. Главным было установление границ России не по «засечной линии», ненадёжной и требовавшей огромных затрат на своё содержание, а на удобных берегах Чёрного моря.

Потёмкин — это выдающаяся защита русского народа от увода в татарское и турецкое рабство.

Потёмкина упрекают, что он замахивался «на куски, которые не мог проглотить», то есть планировал больше, чем у России было ресурсов. Да, было такое, ну и что? Ведь за то, что он всё же сделал, хватило бы отлить памятники сотням человек.

Вот Австрия смалодушничала, предала и вышла из войны, отдав туркам всё, что успела завоевать с помощью России. Европа со всей силы давит на Екатерину, чтобы и Екатерина отдала туркам всё завоёванное, включая Крым. Женщина на троне паникует. Но с юга доносится требовательный мужской голос Потёмкина: «Булгакову в Варшаве говорить должно одним со мною языком: Ваши же пословицы, что надлежит двери быть или запертой или отворённой, ни да ни нет, не годятся никогда, ибо они предполагают робость, что видя враждующие нам ещё смелее пакостить будут, — пишет Потёмкин Екатерине в ноябре 1790 года. — Первое. Я Европы не знаю: Франция с ума сошла, Австрия трусит, а прочие нам враждуют. Завоевания зависят от нас, пока мы не отреклись… И что это, не сметь распоряжаться завоеваниями тогда, когда другие сулят наши владения: Лифляндию, Киев и Крым! Я Вам говорю дерзновенно и как должно обязанному Вам всем, что теперь следует действовать смело в политике. Иначе не усядутся враги наши, и мы не выберемся из грязи».

Потёмкин вооруженной рукой защищал Новороссию, Потёмкин же и строил Новороссию с невиданными по тем временам темпами. Через четыре года после закладки город Екатеринославль уже отличался «благолепием», Херсон ощетинился прекрасной крепостью и кипел работами на верфях, строя корабли Черноморского флота. Приглашались колонисты со всей Европы, запрещено было выдавать с Новороссии беглых крепостных. Строились фабрики, сажались леса, закладывались виноградники и заводилось шёлководство. Потом было подсчитано, что в среднем Потёмкин ежедневно писал свыше 20 деловых писем и приказов. А ведь надо было эти письма и приказы обдумать, принять по всем вопросам решения и потом обдумать, как эти решения внедрить в жизнь. Сибарит, говорите, был? Очень мало у России было таких сибаритов.

Узнав о смерти Потёмкина, Екатерина потеряла сознание, а потом написала (выделено мною): «Снова страшный удар разразился над моей головой. …Князь Потёмкин Таврический умер в Молдавии от болезни, продолжавшейся целый месяц. …Это был человек высокого ума, редкого разума и превосходного сердца. Цели его всегда были направлены к великому. …Одним словом, он был государственный человек: