Господь хранит любящих - [20]

— Да, — ответил он, — я знаю. Я встретил Сибиллу на улице, и она рассказала мне об этом. Я был бы у вас свидетелем на свадьбе.

Мы выпили. Теперь бар был полон. Я почувствовал, что у меня в желудке все пылает и бурлит. Я знал, что это значит. Вазантрон не помог. Проявлялась моя диарея. Я надеялся, что это, по крайней мере, будет не сильный приступ. Немного помогало виски. Так что я пил.

— Полиция была у вас, Роберт?

— Да. Очень милый человек по фамилии Хельвиг. Он показал мне список людей, которые знали Сибиллу. Я добавил еще пару имен.

— И ни у кого из этого списка не было мотива? — спросил я.

— Ни у кого, господин Голланд. Сибиллу все любили.

— А те, кто теперь поносит ее?

— Это те, кто не знает Сибиллу. Посторонние. Сплетники.

Уже несколько часов я ходил со своими вопросами по замкнутому кругу.

— А кто последним видел ее, Роберт? Может, вы знаете?

— Госпожа Лангбайн, — тотчас же ответил он.

— Вы знаете эту даму?

— Да, хорошо. Вера Лангбайн — подруга Сибиллы, — сказал он помедлив.

— Мне надо с ней поговорить. Вы можете мне помочь? У вас есть ее адрес?

Он кивнул и записал мне ее адрес вместе с телефоном:

— Позвоните ей завтра утром, но не раньше одиннадцати. Вера долго спит.

Колики скрутили мне желудок. Я застонал.

— Что случилось?

— Перемена климата. Меня при этом всегда беспокоит желудок. Ничего страшного, надо просто приложить грелку.

— Не хотите переночевать у меня? В моей квартире? Я присмотрю за вами.

— Нет, спасибо. — Я допил свой стакан. — Мне лучше побыть одному.

— Я сделаю для вас все, господин Голланд, все! — Он был похож на старого бернардинца.

— Спасибо, Роберт. Но, думаю, скоро пройдет. — Мои внутренности жгло как огнем. Не знаю, как еще доберусь до дома.

— Послушайте, господин Голланд, если вы завтра пойдете к Вере, то мне лучше сейчас объяснить вам ситуацию в ее доме, чтобы вы не допустили бестактность. У Веры все не так просто.

Я сказал:

— У многих людей в Берлине сейчас все не так просто.

Он вздохнул:

— Кому вы это говорите?! А все эта проклятая изолированность, эта островная жизнь. Мы все здесь с окопными сексуальными комплексами.

— Не только с сексуальными, — сказал я.

— Значит, слушайте. Итак, есть супружеская пара Лангбайн. Муж — очень богатый ювелир. Далее, есть супружеская пара Ханзен. Супруги Лангбайн любят друг друга. Супруги Ханзен — не любят. Но, несмотря на то что господин Лангбайн любит госпожу Лангбайн, он уже долгие годы не считает возможным спать с ней. Поэтому супруги Лангбайн разошлись и больше не живут вместе. Супруги Ханзен тоже разошлись. Госпожа Ханзен живет одна, а господин Ханзен живет у госпожи Лангбайн.

— А господин Лангбайн?

— Снял себе отдельную квартиру.

— Итак, мужчина, которого я, возможно, встречу у госпожи Лангбайн будет господин Ханзен?

— Точно.

— Ну, это не так уж сложно, — сказал я. — А зачем вы мне все это объясняете, Роберт?

— В Берлине тотчас же пойдут разговоры, что вы посетили Веру, господин Голланд. В Берлине все разлетается мгновенно. И госпожа Ханзен, конечно, сразу же узнает и будет звонить вам и расспрашивать. Она всегда так делает. Она звонит всем, кто входит в контакт с Верой. Я хочу, чтобы вы понимали ситуацию.

— Я понимаю так, что госпожа Ханзен ненавидит госпожу Лангбайн.

Он покачал головой:

— Нет, они близкие подруги. Госпожа Ханзен ненавидит господина Лангбайна.

— Но тот же сам обманут! Он ни в чем не виноват!

— Так говорите вы. А госпожа Ханзен говорит, что он один во всем виноват. И здесь все участники едины во мнении.

«Ах, Сибилла, — подумал я. — Как счастливы были мы оба!»

Я сказал:

— Берлин — своеобразный город.

— И тем не менее единственный, в котором еще можно жить, господин Голланд. Единственный город на земле! — Он улыбнулся своей печальной еврейской улыбкой, и мешки под его глазами стали еще больше и темнее.

13

Ночь прошла так, как я и предполагал. Я спал мало. То наполнял заново грелку, то принимал уголь, то бегал в уборную. Время от времени, я принимал снотворное, но о сне нечего было и думать. Я лежал на узкой постели, в которой мы обычно лежали вместе с Сибиллой, потому что другой в квартире не было. Об этом мне следовало бы подумать заранее, хотя теперь, в моем состоянии, мне было почти все равно. Я был слишком слаб и разбит, чтобы думать.

Под утро я впал в беспокойную дрему, из которой в половине восьмого меня вырвал служащий, собиравший плату за электричество.

Перед дверью стоял молодой человек в берете.

— Здрасьте! — отсалютовал он, приложив руку к берету.

Я начал сонно:

— Госпожа Лоредо…

— Похищена, читал в газете. А вы не заплатите по счету?

Это был жизнерадостный парень. Я отдал ему деньги и взял квитанцию.

— А что теперь с квартирой? — Он с любопытством озирался. — Видел как-то, когда еще была госпожа Лоредо. Симпатичная хибара. Знаю кой-кого, кто ее разом возьмет. Жалко, если будет стоять. Я…

— Вон!

— Что?

— Исчезни!

— Ну, знаете, господин…

Я захлопнул дверь. На лестнице послышалась ругань. Я пошел на кухню и заварил чай. Приступ прошел, но слабость еще осталась. Через пару шагов перед моими глазами все закружилось. Я выпил чаю и заказал разговор с Франкфуртом. Соединили быстро. Это был номер нашего агентства.