Господь - [4]

В Кане Галилейской Он сидит в обществе за брачным столом. Это, очевидно, скромные люди, с небольшими возможностями. Вино на исходе, и все чувствуют надвигающуюся неловкость. Она просительно обращается к Нему: «Вина нет у них». Он же говорит:

«Что Мне и тебе, Жено? Еще не пришел час Мой». Это может означать только одно: действовать Мне надлежит только в Мой час, по воле Моего Отца, как Он непрерывно говорит Мне, и больше никак... Правда, сразу после этого Он исполняет ее просьбу, но делает Он это потому, что именно теперь пришел «Его час». То, как Бог давал указания пророкам, мгновенно призывая их то к одному, то к другому, может помочь нам понять происходящее.

Позже, когда Она, ища Его, приходит из Галилеи, а Он учит собравшихся в одном доме, и Ему говорят:

«Вот, Матерь Твоя и братья Твои и сестры Твои, вне дома, спрашивают Тебя», – Он вопрошает «Кто матерь Моя и братья Мои? – И обозрев сидящих вокруг Себя, говорит: вот матерь Моя и братья Мои. Ибо кто будет исполнять волю Божию, тот Мне брат, и сестра, и матерь». И хотя затем Он, несомненно, пошел к Ней и выказал Ей Свою любовь, сказанные Им слова сказаны, и нас потрясает этот встречный вопрос, свидетельствующий о бесконечной отдаленности, в которой Он живет.

Даже и те слова, которые мы недавно восприняли как выражение близости, могут означать отдаленность: «Блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы. Тебя питавшие!»... «Нет! Блаженны те, которые слышат слово Божие и его исполняют!»

Но когда на Кресте приближается конец, а внизу стоит Его Мать, в напряженности всей боли своего сердца, и ждет какого-то слова, – тогда Он говорит ей, глядя на Иоанна: «Жено! се, сын твой». И ученику: «Се, Мать твоя» (Ин 19.26-27). Несомненно, в этом проявилась забота умирающего Сына, но Ее сердце больше всего прежде почувствовало другое: «Женщина, вон там твой сын!» Он отсылает Ее от Себя. Он целиком принадлежит «часу», теперь «пришедшему», великому, страшному часу, требующему всего. Беспредельно его одиночество, с грехом, на Него возложенным, перед Божией справедливостью.

Мария всегда была при Нем. Все, что Его касалось, Она переживала вместе с Ним, ведь Ее жизнь была Его жизнью. Но не в прямом значении этих слов надо искать их смысл. Писание ясно говорит об этом: к Ней пришло «Святое», о котором гласило ангельское бла-говествование (Лк 1.35) – и как же Оно преисполнено тайны и Божией отдаленности! Ему Она отдала все -Свое сердце, Свою честь, Свою кровь, всю силу Своей любви. Она взлелеяла Его, но Оно переросло Ее, поднимаясь все дальше ввысь. Отдаленность открылась вокруг Ее Сына, Который был этим «Святым». Там Он живет, вдали от Нее. Последний предел был, разумеется, недоступен Ее пониманию. И как могла бы Она понять тайну Бога Живого! Но Она нашла силы на то, что по-христиански на земле важнее, чем понимание и что осуществимо только благодаря силе Божией, которая в свое время дает прозрение: она веровала, и притом в то время, когда в настоящем и полном смысле этого слова, еще, пожалуй, не веровал никто другой.

Если что и открывает Ее величие, так это возглас Ее родственницы: «Блаженна Уверовавшая!» (Лк 1. 45). Он включает и оба других изречения: «Но они не поняли сказанных Им слов» – и дальше: «Матерь Его сохраняла все слова сии в сердце Своем» (Лк 2.50-51). Мария веровала. И Ей приходилось все время заново укреплять Свою веру. Все сильнее, все тверже. Ее вера была больше, чем когда-либо у какого бы то ни было человека. Был Авраам с головокружительной высотой своей веры, но от Нее требовалось больше, чем от Авраама. Ибо «Святое», исшедшее из Нее, возрастая, ушло прочь от Нее, прошло дальше Ее и, удалившись от Нее, жило в бесконечной отдаленности: не прийти по-женски в смятение и не ошибиться при виде величия, которое Она родила и вскормила и видела беспомощным, – но и не знать сомнений в своей любви, когда Оно вышло из под Ее опеки, – и при этом верить, что все благо и во всем исполняется воля Божия; не проявлять слабости или малодушия, но сохранять стойкость и каждый шаг Ее Сына, совершавшийся Им в Его непостижимости, делать вместе с Ним силою веры – вот в чем было Ее величие. Каждый шаг, делавшийся Господом в направлении Его божественной судьбы, Мария делала вместе с Ним, но делала в вере. Понимание же принесла Ей только Пятидесятница. Тогда Она «поняла» все то, что раньше с верою «сохраняла в сердце своем».

Эта вера придает Ее близости ко Христу и участию в деле искупления больше достоверности, чем все легендарные чудеса. Сказание умиляет нас своими трогательными описаниями, но жить им мы не можем, и меньше всего тогда, когда речь идет о подлинном. Мы должны с верой идти вослед Божией тайне, преодолевая злое сопротивление мира. На нас возложена не милая, поэтичная, а суровая вера, – тем более в такое время, когда смягчающие ее жесткость покровы спадают с реальности нашего мира и повсюду сталкиваются между собой противоречия. Чем в большей чистоте встает перед нами из Нового Завета образ Матери Господа, тем больше открывается для нашей христианской жизни реальность этого образа.

Она Та, которая объяла Господа своей живой глубиной на протяжении всей Его жизни, и была подле Него и в смерти. Вновь и вновь Ей приходилось испытывать, как Он, живя из тайны Божией, перерастал Ее. Все время Он поднимался выше Ее, так что Она ощущала рану от «оружия»