Горящие огни - [34]
Всем наливают по рюмке ликера. Братия лихо, одним глотком, осушает рюмочки, едва не проглотив заодно и их... Это подливает масла в огонь. Глаза блестят, барабан гремит, флейта свистит, тарелки звенят, ноги топочут, бубенчики заливаются. Зовут, заманивают нас... У меня кружится голова, сейчас я побегу на зов... И вдруг... что это?
Бубенчики звучат все тише, все глуше и дальше, или это я удаляюсь от них?
Я оборачиваюсь. Ряженых нет. Все разом они выпорхнули за дверь. Только эхо летит вдогонку и угасает.
Где же они?
Исчезли, словно их и не бывало. В дом вернулись, более ощутимые, чем прежде, покой и тишина.
Только люстра празднично сияет огнями.
На стол ставят закуски и напитки. Приходят новые гости. Я все смотрю на дверь Не вернутся ли ряженые?
Папа с улыбкой приглашает:
- Пора за трапезу.
Все встают. Иду со всеми вместе и я, а в ушах все звенят бубенчики.
ОБЕДЕННЫЙ ЧАС
- Саша! Хая! Уснули, что ли, там на кухне? - кричит Израиль из столовой. - Или не слышите, что я зову?
Мой брат Израиль вечно ворчит. Такой у него характер. Он обижается и скандалит по пустякам. Например, если кому-то дали кусок получше, чем ему.
Вот и сейчас сел за стол, ковырнул вилкой в тарелке и сердито отпихнул ее.
- Что за мясо мне дали? Есть нечего, одни кости!
Из кухни на мощных ногах Шаи приносится буря. Хая набрасывается на брата с криком:
- В гроб вы меня вгоните! Что вам всем от меня надо? Пиявки!
Хая вся дрожит, лицо ее пылает. Хозяйских детей она не боится и потому может дать волю гневу:
- Думаешь, ты тут один-единственный? Нет, посмотрите-ка на него! Я, что ли, виновата, что ты являешься позже всех? Хая! Всегда Хая! Телячью отбивную - Хая! Пирог - Хая! Цимес - Хая! Одному подай яичницу, другому мясо, третьему - молочное!.. - Хая гримасничает, передразнивая каждого. - И попробуй не дать! Эти шалопаи так из рук все и рвут! Еле успеешь хозяевам хоть что-нибудь отложить!..
Шаю трясет, грудь ее шумно вздымается и опускается. И вдруг она осекается, кусая пухлые губы.
- Может, по-вашему, это я все мясо съела? Господь свидетель. Что я могу съесть с моим больным желудком? - Она утирает слезу. - Вся семья у меня на шее! Работаю как лошадь! И хоть бы кто-нибудь пожалел!
- Ладно, ладно! Слышали мы эту песню! - Израиля ее слезы не трогают. Лучше ступай на кухню да принеси мне другой кусок мяса! - И он сует ей в руки тарелку. - И не забудь кашу положить горячую, эта совсем остыла!
В будни у нас едят кто когда. Сидишь за столом в одиночестве и не знаешь, что бы такого придумать. Братья целыми днями шатаются без дела. Но тут им хочется поиграть в хозяев, таких же занятых людей, как папа с мамой, у которых каждая минута на счету.
Маме вообще некогда спокойно поесть.
Должен выдаться особый, благословенный денек, без забот и хлопот, чтобы она позволила себе пообедать вовремя. Обычно же она вырывается поздно, замученная, хмурая. Лучше к ней не подходить.
Проходит через контору, не глядя на бухгалтера, ей неудобно усаживаться за стол посреди рабочего дня.
- Саша, есть у нас что-нибудь поесть? Неси скорей на стол! Быстро, у меня нет времени!
Горничная бросается освобождать угол стола, придвигает все необходимое хлеб, соль, вилку, ложку. А мама моет руки, не переставая дергать прислугу.
- Боже мой, что же так медленно! Саша, где ты застряла? Все дети пообедали? А Башка что-нибудь ела?
Мальчишки, уверена мама, себя не обидят. А вот меня, бледненькую, младшенькую, надо пичкать силком.
Все на столе.
- Как жалко, хозяйка! Пока вы съедите суп, мясо остынет.
Мама не успела сесть, как уже прислушивается к голосам из магазина:
- Не морочь мне голову! Она и без тебя раскалывается. Тише! Я слышу, кто-то зашел в магазин.
Она в спешке глотает последний кусок и уже готова бежать. А тут и мальчишка-посыльный:
- Мадам, вас хозяин зовет!
Мама срывается с места, горничная огорченно смотрит ей вслед:
- Отнести вашу тарелку в магазин?
Я тоже обедаю одна. Хорошо - некому пожаловаться маме, что я ничего не ем. Горничная вносит блюдо за блюдом.
- Саша, я больше не хочу!
- Бог с тобой, Башутка! Что ты говоришь! Так вкусно! А пахнет как! Попробуй только - во рту тает! Ну что с тобой, Башенька? Уж не заболела ли, упаси Боже? Пойду позову Шаю.
Саша знает, что Шаю я боюсь больше нее. Кухарка приносит с собой луковый запах.
- Почему это ты не желаешь есть? Не ломайся, пожалуйста! Когда ж ты наконец поумнеешь и будешь есть по-человечески? Ничего не ешь, поэтому такая зеленая. А мама потом будет меня ругать, что я тебя мало кормлю!
- Ладно, ладно, я поем. Только отойди!
Я откусываю кусок мяса, лишь бы она ушла, эта кухарка. Терпеть не могу, как от нее пахнет, луком и посудными тряпками.
- Боже всемогущий! Даже эта малявка и та огрызается.
Хая вытирает фартуком свои всегда мокрые глаза и, опустив плечи, бредет на кухню.
Я снова одна. Глотаю кусок мяса. И гляжу на дверь. Хоть бы кто-нибудь пришел! Сколько там еще осталось дней до субботы?
В субботу ни одного пустого стула не останется. Папа, мама, братья все рассядутся по местам...
Вдруг дверь распахивается и вихрем врывается Абрашка.
Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.
«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.