Горячий шоколад на троих - [7]

— Извините, Педро. Очень больно?

— Разве может моя боль сравниться с той, что я причинил вам?

— Я не жду от вас объяснений.

— Позвольте мне сказать несколько слов, это очень важно.

— Один раз я уже позволила вам, и вы солгали. Не желаю слышать ничего больше.

Произнеся это, Тита быстро выбежала из кухни через другую дверь, ту, что вела в гостиную, где Ченча и Гертрудис вышивали свадебную простыню, а точнее, обрамляли вышивкой аккуратную прорезь в белом шелке, сделанную специально для того, чтобы новобрачной не было нужды демонстрировать части тела, не задействованные в соитии. На самом деле крупно повезло, что им удалось в эту эпоху политической нестабильности разжиться отрезом настоящего французского шелка. Из-за революционных потрясений ездить на дальние расстояния было небезопасно, и не будь у них знакомого китайца-контрабандиста, вряд ли бы они сумели достать нужную ткань. Матушка Елена ни за что бы не отпустила ни Титу, ни тем более Гертрудис в столицу за всем необходимым для платья и приданого Росауры.

Этот китаец был тот еще пройдоха: он сбывал товар в столице за банкноты северной революционной армии, которые там не имели хождения и почти ничего не стоили, а брал его на севере, где покупательная способность этих банкнот возрастала в несколько раз.

На севере, само собой разумеется, он точно так же скупал за бесценок ассигнации, выпущенные центральным правительством. Этим он занимался всю революцию и к концу ее стал миллионером. Но главное, что благодаря ему у Росауры были самые красивые и изысканные ткани для свадьбы, которые только можно себе представить.

Тита даже застыла на месте, зачарованно вглядываясь в белизну простыни, — всего на несколько секунд, но и их хватило, чтобы ей завладел странный род слепоты. Куда бы она ни направила взгляд, она видела один лишь белый цвет. Росаура, которая сидела за столом и подписывала приглашения, показалась ей привидением.

О новой напасти Тита предпочла умолчать. Не очень-то хотелось получить нагоняй от матушки Елены. Никто из домашних ни о чем не догадался. Но, когда семейство Лобо пожаловало к ним со свадебными подарками, ей пришлось сильно напрягать глаза, чтобы понять, с кем она здоровается. Благо, писклявый голосок Пакиты помог ей разобраться, кто есть кто, и она приветствовала всех, не перепутав.

А потом, провожая гостей до ворот ранчо, она заметила, что даже ночь видится ей совершенно по-другому, точно утонувшей в молоке.

Тита испугалась, что нечто подобное происходит с ней и сейчас. Как ни силилась она сосредоточиться на приготовлении помадки для пирога, у нее ничего не получалось. Белизна сахара внушала ей ужас, ей казалось, что белый цвет вот-вот сведет ее с ума и она не сможет ему противостоять. В голову лезли детские воспоминания. Ей вспомнились те майские дни, когда, наряженная в белоснежное платьице, она приносила белые цветы в дар Непорочной Деве. Тита шла сквозь ряды других одетых в белое девочек, и белый свет сквозь витражи церквушки, выбеленной известью, струился на алтарь, на котором громоздились белые цветы и горели белые свечи. И не случалось, чтобы она, придя в церковь, не представляла, как идет к алтарю под руку с мужем. Но сейчас нужно было выбросить из головы болезненные воспоминания. Собрав все силы в кулак, Тита принялась за глазурь.

ИНГРЕДИЕНТЫ ДЛЯ ГЛАЗУРИ:

800 граммов сахарного песка;

60 капель лимонного сока и вода, чтобы растворить сахар.

Способ приготовления

Сахар высыпать в кастрюлю, залить водой и, помешивая, довести до кипения. Процедить в другую кастрюлю, снова поставить на огонь, влить лимонный сок и нагревать до состояния мягкого шарика, время от времени протирая края посуды мокрой тряпкой, чтобы сироп не засахарился. Перелить сироп во влажную кастрюлю, слегка сбрызнуть водой и дать немного остыть. Взбить деревянной лопаткой в крем, влить ложку молока и подогреть на слабом огне. Как только глазурь разжижится, добавить каплю кармина и полить пирог.

Нача поняла, что с Титой творится что-то неладное, когда та спросила, не пора ли капнуть кармина.

— Разве ты не видишь, что глазурь порозовела?

— Нет.

— Иди-ка ты спать, дочка, говорят, чужая душа потемки, но что у тебя на душе, мне ясно как божий день. И прекращай плакать, а то зальешь мне безе, а это уже ни в какие ворота. Давай-давай, ступай себе с миром.

Расцеловав Титу в обе щеки, Нача вытолкала ее с кухни. Бог знает, откуда у Титы взялись новые слезы, но откуда-то они взялись и даже подмочили безе. Пришлось все переделывать. Нача торопилась — уж очень ей хотелось спать. Чтобы приготовить безе, нужно взбить десять яичных белков и полкило сахара, нагретого до тягучего состояния.

Когда с безе было покончено, Нача запустила палец в глазурь и облизала, чтобы убедиться, что Тита не испортила ее слезами. И вроде бы вкус был как обычно, да только на Начу неожиданно нахлынули воспоминания. Она вспомнила один за другим все свадебные банкеты, на которых она готовила для семейства Де ла Гарса, теша себя иллюзиями, что следующая свадьба будет ее собственной. Когда тебе восемьдесят пять, глупо проливать слезы по несостоявшемуся замужеству, не говоря уже о банкете. Хотя тогда, много лет назад, казалось, что дело сладится. И жених у Начи был. Был-то был, да вот только мамаша матушки Елены изрядно потрудилась, чтобы отослать его подальше с ранчо. И с тех пор у Начи осталась одна радость — обстряпывать чужие свадьбы, что она и делала долгие годы, смирившись с участью старой девы. Отчего же сейчас ей хотелось кричать?