Горячий лед - [18]

Сказано это было таким тоном, что Гордеев понял: тут ему ловить больше нечего. Он сухо попрощался с замом Соболева, испросил у него разрешение поговорить еще кое с кем из людей, наиболее приближенных к генеральному директору, на что Евгений Георгиевич усмехнулся и направил его к секретарше Соболева Динаре.

Темноволосая, волоокая Динара, судя по всему, наследница великих татарских ханов, облаченная в тончайшего шелка блузку и обтягивающие брюки с лайкрой, положив ногу на ногу, устремляла томные взгляды в окно. Перед ней стоял компьютер, который казался чем-то лишним, поскольку вообразить, что Динара станет заниматься чем-то утомительнее маникюра, представить было трудно.

«Вот уж ни за что не поверю, что Соболев не делал никаких поползновений в сторону этой красотки, — подумал Гордеев, глянув на секретаршу. — Да все его Ульяны Старостины, вместе взятые, и в подметки ей не годятся. И этот старый шаловливый зам, сатир чертов, небось не раз подваливал к красотке! Да, такую хочется взять за тонкую талию, посадить рядом с собой на ретивого коня и умчать в бескрайние степи. Там тайно обручиться, ходить на охоту и воспитывать общих детишек. Красота!» Не чуждая романтике душа Гордеева, воспитанная главным образом на книгах о мушкетерах и древних ирландских сагах (ну и, конечно, на Уголовном кодексе тоже, чем вам не романтика?), страстно возжелала подвигов и лишений, которые нисколько не страшили его, ради воплощенного идеала — секретарши Динары. Удивительно, что порою делает с мужчиной женская красота…

На минуту Гордеев даже забыл, зачем он пожаловал сюда. Но в этот самый момент впечатление немного подпортилось. Динара достала сигарету и закурила. В самом деле, где это видано, чтобы воплощенная красота, женственность и чистота оскверняла свои уста проклятым никотином? Чары были развеяны. Гордеев вспомнил, что он молодой преуспевающий адвокат, на котором камнем висит чертово дело об убийстве. Адвокат, а не средневековый рыцарь. Вспомнил он и зачем здесь находится, и уверенной походкой направился к столу, за котором сидела Динара.

«Чего это я? — успокаивал себя Юрий. — Да вовсе она и не так уж хороша, как показалось сначала. Нос с горбинкой, лобик маленький, не очень привлекательная родинка около губы… Кстати, под носом пробиваются небольшие усики».

— Добрый день, — несколько хриплым голосом произнес Гордеев.

Динара, не поворачивая головы, вскинула на него взгляд, протянула изящную руку к графину с водой и спросила:

— Воды?

— Да, будьте добры, — откашливаясь, сказал он.

После выпитого стакана Юрий, наконец, представился:

— Юрий Гордеев, ад…

— …вокат, — закончила вместе с ним Динара.

— Вам известно?

— Да. Евгений Георгиевич предупредил меня по телефону.

— Хорошо. Я хотел бы задать вам несколько вопросов.

— Сколько угодно, — обворожительно улыбнулась Динара. — Я вас слушаю.

— Расскажите про Соболева. Какой он человек? Какие у вас с ним отношения? — начал Гордеев.

Динара откинулась на спинку кресла, взгляд Гордеева тут же опустился чуть ниже, где вздымалась под ее шелковой блузкой грудь изумительной формы.

— Михаил Васильевич — замечательный человек, — начала она. — Он, по-моему, замечательный во всех планах. И как директор, и как собеседник, и как семьянин, и просто как человек. У меня иногда складывается впечатление, что он состоит только из одних положительных качеств. По крайней мере, я вижу его таким на работе. Очень близко я его не знаю, назвать другом, само собой, не могу и поэтому не берусь утверждать, что он — идеал, что в нем нет ничего отрицательного. С этой стороны его наверняка хорошо знает только жена. — Динара усмехнулась. — Все-таки столько лет вместе прожили. А здесь, на работе, он — очень хороший. Добрый и веселый. Относится ко мне, как к младшей сестре. Вот, пожалуй, что я могу сказать о нем. Скажите, а вы у него уже были? Как он там?

— Н-нет, — замялся Гордеев. — Дело в том, что меня наняли его родственники. Я, по правде сказать, еще у него не был.

— О, это был просто кошмар, — она закатила глаза. — Я прихожу на работу к десяти часам. А Михаил Васильевич намного позже. Его рабочий день может начаться и в двенадцать, и в час, и в два, все зависит от того, есть ли у него в этот день важные дела или встречи. Поэтому я не особенно волновалась, когда в одиннадцать часов его еще не было на работе. А к двенадцати сюда уже стали стекаться люди. И действительно, я ведь знала, что на этот день, начиная с двенадцати, у него назначено несколько важных встреч. Я тогда попросила, чтобы Евгений Георгиевич принял кого-нибудь, а сама решила позвонить Михаилу Васильевичу домой. Но дома трубку никто не брал. Тогда я позвонила на сотовый телефон. Он был отключен. Вот тут я действительно начала волноваться. А потом меня вызвал к себе в кабинет Евгений Георгиевич, он был бледный как мел, и я поняла сразу, что случилось что-то ужасное. Позвонила жена Михаила Васильевича и сказала, что его арестовали. Нам пришлось отложить на неопределенный срок все важные проблемы, важные встречи. Сначала мы ходили вообще как в воду опущенные. Но ведь надежда всегда есть, правда? Вы ведь ему поможете? — Она наклонилась вперед, к Гордееву, и Тот заметил краешек ее белоснежного бюстгальтера в разрезе блузки.