Горячий контакт - [8]

Он прошел дальше и, разумеется, попал на боксера.

– Ух ты! – притворно восхитился он, – Лошкарев, ты тоже упал?

– Так точно. Скамейка виновата.

– Какая нехорошая скамейка. А может вы подрались? Скажи правду, твой обидчик пострадает, а ты нет.

Скотина этот Коромысло.

Но мой противник оказался не столь подл. Или, может быть, доверчив.

– Скамейка виновата, – уперся он.

– В список, – проинформировал Коромысло и приказал курсантам идти. И началось. Получасовая зарядка, утренняя гигиена, завтрак, прошедший мгновенно, и мы до обеда качаем всевозможные мышцы и вырабатывали военные инстинкты, таская на себе муляжи автоматов. Под инстинктами у Коромысла имелось в виду умение четко шагать, красиво отдавать честь, крутить солнце на перекладине и, как вершина армейского правопорядка, – неутомимо бегать.

Будучи человеком деревенским, я неплохо физически подковался в процессе постоянных трудовых достижений в сельском хозяйстве. Война резко сократила продовольственные возможности сферы торговли и большинство продуктов за исключением хлеба приходилось получать путем самозаготовки со своей "латифундии". И даже учась в университете, каждое лето вкалывал в огороде на благо семьи и собственного желудка. Обслуживание двадцать пять соток совершенно вручную можно было именовать трудовым подвигом, если бы это не являлось повседневностью для почти каждой российской семьи. Спортивные занятия в университете тоже требовали поддержания постоянного тонуса, и военная кафедра университета не являлась пустым звуком. Местные майоры – подполковники в отставке и на действительной службе во время месячных военных сборов по мере возможности старались подкрепить в нас солдатский дух, выделяя по несколько часов в сутки под обязательные физические упражнения. Бег, отжимания, маршировка… уставали так, что к концу дня темные круги перед глазами плавали.

Но так меня еще не гоняли. И всех остальных, как я понимаю, судя по стонам и проклятьям в отсутствие Коромысла, сбитым ногам, синякам и шишкам, полученных при падении с турника. Моя физическая подготовка оказалась где-то посередине. Впереди бодро бежали физкультуристые здоровяки, позади плелись доходяги. В итоге Лошкарев оказался впереди меня, Шахов – позади. Видимо в его вузе спортивные мероприятия особо не котировались. Мои товарищи по университету, благодаря секциям спортклуба, рысили рядом со мной.

Мичмана хватало на всех. Передних – похвалить, отстающих – отчитать с использованием ненормативной лексики и пообещать устроить дополнительный крик счастья на беговой дорожке. Мы, группа середнячков, получали свою порцию одобрительно-воспитательных приветствий типа "свинячья скорость" или "козлы на прогулке". Но к нам он особо не приставал. Мы, с одной стороны, не могли выступить на общеучилищных соревнований, а с другой, – не портили картину общефизической подготовки очередного набора. Под ногами не валяемся с отчаянными стонами и просьбами пристрелить, чтобы не мучиться, и хорошо.

К отбою надрывались все. Коромысло умел выжимать из человека максимум калорий. Доходяги висели на турнике, изображая освежеванные свиные туши, здоровяки, пробежав дополнительные круги и выполнив специальный набор упражнений, с трудом добирались до своего места в строю, ну а мы, середнячки, отмаршировав и отбегав положенное, к вечеру не чувствовали своих ног. А когда начинали чувствовать, скрипели зубами от боли. Стычки с Лошкаревым прекратились само собой. До своей койки бы добраться!

Трое – середнячок и два доходяги – уже были отчислены "по состоянию здоровья". Им завидовали почти все новобранцы. Еще десяток были вынуждены посетить медпункт. Вынуждены – поскольку от посещения оного заведения мы отбрыкивались, как могли. Посещение медпункта расценивалось как симуляция болезни и наказывалось медработниками болезненными уколами, а после оказания помощи – Коромыслом дополнительными кругами. Уж лучше ходить, хромая на обе ноги.

Мы думали, что гада мичмана с его садистской практикой накажут, но он не получил даже выговора, даже несколько недовольных слов со стороны офицеров. Отчисленные просто были списаны как расходный материал. Несколько человек после этого подали заявления об отчислении, один дезертировал. Дезертира поймали и дали трое суток гауптвахты (губы, как обычно сокращали в армии), подавшим заявление – вернули с обещанием вставить их в одно интересное место. Перед нами выступил военный юрист и предупредил, что до выполнения контрактного соглашения любое нарушение воинской дисциплины, в том числе покидание территории училища, в условиях военного времени автоматически грозит военным трибуналом. Желающих узнать, является ли это правдой, не нашлось.

Похоже, надеяться на справедливость было бесполезно. Оставалось только полагаться на свои силы. Лошкарев, оказавшийся моим тезкой и находившийся в группе здоровяков, который в прошлой гражданской жизни сумел стать КМС по боксу, умудрился отомстить первым. Как-то раз Коромысло отправил нас в очередной марш-бросок по кругу, а сам снял фуражку и сел в тенечке.

И в этот момент его куда-то позвали. Он отсутствовал минуты две. Этого времени хватило, чтобы чудила боксер стремительно рванулся к фуражке и что-то туда положил. Вернувшийся мичман, ничего не подозревая, надел фуражку и выругавшись, сорвал ее. Голова мичмана оказалась испачкана чем-то зеленым.