«Горячие» точки. Геополитика, кризис и будущее мира - [7]

Моего отца призвали в венгерскую армию. Поначалу он был простым солдатом. Но если этнические венгры — само собой разумеется — должны были воевать бок о бок с немцами, то венгерский еврей не мог долго оставаться «просто солдатом». Всех венгерских евреев, и моего отца в том числе, перевели в «трудовые батальоны», в задачи которых входило, например, разминирование самым простым и древним способом — прохождением солдат через минные поля. В любой армии считается, что солдаты должны быть готовы к смерти. В «трудовых батальонах» они должны были умереть. Хорти вообще-то не был антисемитом, его антисемитизм ограничивался рамками приличия для союзника Гитлера. Вполне возможно, он лично и не желал такой участи для венгерских евреев, но его высшей целью было существование независимого венгерского государства, и если для ее достижения необходимо было согнать евреев в «трудовые батальоны», то он без колебаний это и делал.

Для моего отца, как и для многих мужчин моей семьи, война означала марш от восточных венгерских границ через Карпатские горы на Киев и Курск, к Дону и Воронежу. Большинство из них погибли к моменту выхода на эти рубежи, так же как и тысячи и тысячи солдат регулярной армии. Советский Союз только казался колоссом на глиняных ногах. Его истинная мощь была продемонстрирована осенью 1942 года, когда, сосредоточив огромные силы к востоку от Дона, Красная армия перешла в контрнаступление против немецкой Шестой армии, которая вроде бы уже захватила бóльшую часть Сталинграда. Целью немецких войск было отрезать Кавказ от остальной страны. За Кавказским хребтом находился город Баку, рядом с которым родной брат Альфреда Нобеля в конце XIX века открыл и разработал богатые запасы нефти. Баку был основным источником нефти для советской армии и экономики, поэтому Гитлер отчаянно нуждался в захвате этой территории. Немцы понимали, что с падением Сталинграда и переходом под их контроль земель между Волгой и Доном Баку достанется им при минимальных затратах и усилиях, что будет означать конец войны и полную победу Гитлера.

Советы тем не менее не пошли в лобовую контратаку в Сталинграде. Вместо этого их наступление началось и севернее, и южнее города, закончившись окружением немецкой Шестой армии и последующим ее полным уничтожением. Основная беда для моего отца заключалась в том, что удар советской северной группировки пришелся как раз на его часть — Советы знали, что армейские силы союзников Германии были слабым звеном в немецких позициях. К зиме 1942 года острие немецкого наступления сильнейшим образом зависело от итальянских, румынских, венгерских и других частей второго эшелона, которые были совсем не вдохновлены перспективой погибнуть за идею Гитлера о Великой Германии. Поэтому, когда Советы начали свой натиск с массивной артиллерийской подготовки, венгерские ряды немедленно рассыпались. Мой отец потом рассказывал об ужасе, внушаемом русскими «катюшами», которых называли «органом Сталина» и которые в течение нескольких секунд могли обрушить тебе на голову одну за другой дюжину ракет, запущенных одной батареей. Эти ракетные обстрелы преследовали его в ночных кошмарах всю дальнейшую жизнь.

Затем было отступление венгерских частей от Воронежа до Будапешта, путь длиной более полутора тысяч километров сквозь русскую зиму 1942–1943 годов. Смерть косила всех без разбора, но гибель евреев трудовых батальонов была практически тотальной. Мой отец отступал по заснеженным полям, не имея зимней одежды, без еды (за исключением того, что он мог обнаружить в отбросах), но с прекрасным осознанием того, что, попадись он в тылу в лапы войск СС, его судьба была бы неминуемо решена. Потом он объяснял свое спасение — то, что он все-таки остался жив, — тремя моментами. Первое, он постоянно видел перед глазами свою дочку, мою сестру, буквально в нескольких метрах перед собой. И он все время стремился подбежать и поднять ее. Во-вторых, он говорил, что городские парни — слабаки. Он же, будучи крестьянским сыном, с раннего детства был закален трудностями сельской жизни. И, наконец, третье: ему просто сказочно, невероятно повезло.

Гитлеру нужно было взять Баку. Без этого поражение Советского Союза представлялось проблематичным. Неудивительно, что немцам Сталинград был просто необходим, так же как и то, что Советам требовалось удержать город. Неслучайно германские сателлиты были на флангах, а не на острие немецкого наступления. Неслучайно советское контрнаступление пришлось именно на фланги. Неслучайно мой отец оказался в самом центре военного ада, потому что везде, где венгерские части были на той войне, находился центр ада. А венгерские евреи были наиболее беззащитны из всех венгров. Случайным было то, что мой отец выжил. Обезличенные силы иногда определяют исторические судьбы. Драгоценные силы, в которых фокусируются воля, характер и счастливый случай.

Когда мой отец наконец-то добрался до Будапешта в 1943 году, Венгрия все еще была независимым государством, сохранившим часть суверенитета от Германии. Суверенитет важен. В то время как внешняя политика Венгрии целиком и полностью определялась в Берлине, внутри страны власть могла в определенной степени устанавливать свои правила и законы. Эта степень, конечно, была ограничена и постепенно уменьшалась. Для венгерских евреев это означало, что хотя условия и были экстремально трудными, значительно более трудными, чем для этнических венгров (которые, в свою очередь, тоже сталкивались с большими проблемами), но все-таки они не испытывали на себе весь ужас разгула нацистского антисемитизма. Мои мама и сестра были живы, и даже типография более или менее успешно функционировала. Им было где жить, им было что есть. Хорти сохранил такие возможности. Может быть, он был способен сделать и больше… Но также была вероятность, что, попытавшись сделать больше, он навлек бы на страну всю мощь ярости нацистов намного раньше, чем это в действительности случилось. В Европе тех лет сохранение возможности для евреев выживать, пусть и во многом случайное, не может считаться чем-то незначительным. Для моей семьи это не являлось чем-то, за что не следует благодарить Хорти. Жить в независимой Венгрии — это было совсем не то, что жить в оккупированной Польше. Для суверенного венгерского государства жизнь своих граждан кое-что значила, и оно не считало их гибель чем-то само собой разумеющимся. Я оцениваю фигуру Хорти в большей степени не по тем хорошим делам, которые он, вполне возможно, и сделал, а по тому злу, которое он не сделал (и которое сделали другие деятели в других странах). В Венгрии все могло быть гораздо хуже и гораздо раньше, чем это произошло на самом деле. Кто-то может осуждать Хорти, мои родители отзывались о нем более мягко. Споры до сих пор не утихают, но совершенно очевидно: то, что он делал в то время, было вопросом жизни и смерти. Он, как и многие другие, был захвачен водоворотом безумия, засосавшим в себя Европу. У него было мало вариантов для выбора, и один хуже другого…