Горячее сердце - [43]

— Демагогия! Лишить слова!

Но в толпе вспыхнул интерес к словам напористого солдата. «Свой говорит!»

— Вы слышали, — продолжал он, — как тут некоторые ругали большевиков. За что они нас ненавидят? За то, что мы, товарищи солдаты, за немедленный мир, за то, что мы за немедленную конфискацию всех помещичьих земель, за то, что мы хотим передать в руки народа фабрики и заводы. Война разорила крестьян. В деревне наши отцы, матери, жены и дети льют слезы, а на них наживаются купцы и заводчики...

— Крой, язви в самую печень! — гаркнул сосед Веры.

Она приблизилась к нему.

— Очень правильно этот товарищ говорит.

Солдат хитровато ухмыльнулся:

— А то как же? Очень даже верно.

— Значит, нравится вам большевистская линия?

Солдат потеребил круглую бороду, приметливо посмотрел на Веру.

— Мужицкая это линия.

«Себе на уме солдат, но будет нашим, — подумала о нем Вера. — Надо с ним познакомиться».

— Вам вбивали здесь в мозги, — все напористее говорил Кучкин, — что войну надо вести до победного конца. Не нужна она нам с вами! Мир нужен нам. Долой войну!

Последние слова толпа повторила гудящим эхом, сыпнули ливнем аплодисменты.

По крутой лестнице, скрипя перилами, скатились вниз офицеры, рассыпались в толпе. С разных сторон взметнулось с угрозой и возмущением:

— Долой его! Немецкий шпион! Оратор с Вшивой горки!

Грудастый поручик, побагровев, свистел в два пальца.

— Тише, ваше благородие. Не мешай говорить, — словно уговаривая, сказал спокойно круглобородый. — Как дите!

Поручик зло насупился.

Толпа зашумела. Офицеры, обжегшись, примолкли.

Председатель потеснил Кучкина квадратным плечом.

— Поступило предложение ограничить время оратора. Кто за? — и поспешно вскинул руку,

— Без ограниченьев! Просим! Пусть говорит! — закричали солдаты.

Кучкин продолжал речь.

Радость за успех, гордость за Андрея тепло разлились под сердцем. «Молодец. Умница», — подумала Вера.

Закончив, Андрей взмахнул листом бумаги. Он предлагал свою резолюцию, требующую окончания войны. Солдаты опять зааплодировали. Вера и Виктор взбежали на балкон. Хотелось поздравить Андрея. Кучкин и Степан стояли у стены. Андрей еще не успокоился. Лицо горело сухим румянцем. Степан, глубоко затягиваясь дымом папиросы, рассказывал:

— Думаю, вот-вот схватят тебя — и вниз головой с балкона...

Солдаты освистали Алеева, требовали кучкинскую резолюцию. Председатель, злея, косился на Кучкина. Подскочил и спросил ехидно:

— Быть может, уймете эту стихию?

— Товарищи, — зычно крикнул Андрей, — послушайте до конца алеевскую резолюцию, и вы увидите неприкрашенную физиономию эсеров и меньшевиков!

Алеев оскорбленно крякнул; нацепив на хрящеватый нос очки, начал читать, и опять его голос потонул в реве.

Глубокомысленно хмуря лоб, председатель крикнул, что вопрос очень серьезный и решение его следует перенести на другое собрание.

Теперь уже Кучкин оттеснил его в сторону и взял председательство в свои руки. Вера с нараставшим волнением следила за тем, как Андрей объяснял, почему штабс-капитан хотел закрыть митинг. Договорить ему не пришлось.

На соседней веранде рыкнул тромбон, ухнул барабан, и оркестр вдруг яростно ударил краковяк, заглушив голос Андрея и крики толпы. Офицеры не хотели уходить с митинга побитыми.

Сухо хрустнуло дерево, посыпалось со звоном стекло. Солдаты утихомиривали музыкантов. Взвинченный Алеев, трезубцем вскинув пальцы, визгливо кричал Андрею, что он «разжигает черные страсти толпы». Офицеры угрожающе приблизились к Кучкину. Вера, Виктор, Степан встали возле него.

На балкон, скрипя ступенями, вдруг двинулась разъяренная толпа солдат.

— Сказали, бить его начали, — задохнулся круглобородый солдат с детскими глазами. Он был впереди всех. Голубые глаза отливали стальным холодком, ноздри короткого носа широко раздувались. «Да он уже наш», — подумала Вера. Степан подмигнул Вере.

— Мой, из роты, — и она поняла, что Барышников уже «поработал» с ним.

Офицеры отступили.

Кучкин рванулся к перилам и сорванным до сипоты голосом крикнул:

— Спокойно! Вас вызывают на провокацию. Голосуем! Кто за большевистскую резолюцию — отходи влево, за меньшевистскую — вправо!

Вера видела, как зеленая масса, взбивая пыль, откатилась влево. Редкой, растерянной кучкой сиротели справа офицеры и чиновники.

— Резолюция принята! Объявляю митинг закрытым. Ура! — окончательно срывая голос, крикнул Андрей. Снизу ободряюще, рокочуще ударило:

— Ур-р-ра-а!

У Веры влажно блестели глаза. Она пожимала Андрею руку.

— Это победа! Ведь весь полк влево, к большевикам, качнулся!

Андрей счастливо щурил глаза.

В город возвращались все вместе, шумливые, взбодренные успехом. У выхода из сада Андрей неожиданно закашлялся. Кашель терзал легкие, сгибал и сотрясал тело.

— Что с вами? — кинулась к нему Вера, заглянула в побагровевшее лицо. — Вы не простыли?

— Ничего, так, — махнул рукой Андрей. — Не в то горлышко попало...

Вера молчала всю дорогу. Она видела, как Андрей вытирал с побледневших губ кровь. «Неужели чахотка?» Прощаясь, задержала его руку.

— Сходите обязательно к врачу. У вас очень нехороший кашель.

Андрей увел взгляд. Видимо, он знал об этом.

Глава 31

На кухонном столе, гордо сияя начищенными боками, мурлыкал беспечную песенку самовар. Перед ним, отирая с кумачового лица пот, сидела Саша.