Горы Маджипура - [20]

Наскоро обдумав ситуацию, Харпириас отдал распоряжение метаморфу:

— Ты скажешь королю, когда и если об этом зайдет речь, что я высоко ценю честь, которую он мне оказал. Но я дал торжественную клятву воздерживаться от физических удовольствий, и это один из непременных атрибутов моего высокого положения. По его условиям я не должен позволять женщине приближаться к себе.

— Вы ничего не сказали об этом раньше, принц.

— Так теперь говорю. Обет воздержания. Понятно?

— Да, понятно.

— Спасибо. Спокойной ночи, Коринаам.

Он натянул на голову меховую шкуру мехом внутрь. Она пахла так, будто ее вымачивали в моче ститмоя.

Похоже, все будет даже сложнее, чем он ожидал. Если бы его дорогой друг Тембидат и его любимый кузен Вильдимуир в этот момент оказались в пределах его досягаемости, он с огромным удовольствием свернул бы им обоим шеи.

7

Следующий день тянулся медленно и странно. Когда Харпириас утром вышел из дома, вокруг не было видно ни души — только несколько полуголых ребятишек гонялись друг за другом у основания высокой скалистой стены, охватывающей поселение со всех сторон, да полдюжины женщин племени раскладывали для просушки полоски свежего мяса в единственном узком солнечном луче, который смог пробраться в ущелье. По его предположению, мясо предназначалось для запасов на зиму, которая уже не за горами.

Поселение постепенно оживало. День выдался теплый, небо было ясным и чистым. Отряд охотников собрался возле дворца и торжественно направился к соседним утесам. Несколько старух вынесли кипы шкур на солнечную сторону площади, присели на корточки в круг и стали скрести их костяными ножами. Из дома вышел, прихрамывая, музыкант, сел, скрестив ноги, на лед и больше часа тоненько играл один и тот же мотив на костяной дудке, снова и снова повторяя мелодию.

В полдень человек с вытянутым лицом — верховный жрец, так определил для себя Харпириас — появился из королевского дворца и зашагал к большому плоскому черному камню, несомненно — алтарю, который возвышался на несколько дюймов над ледяным настилом площади на открытом месте посередине между входом в каньон и сбившимися в кучу домами.

Он нес грубо раскрашенный глиняный горшок.

Подойдя к алтарю, он достал из горшка какие-то семена или орехи и разбросал их на все четыре стороны света. Пожертвование богам, предположил Харпириас.

Короля и его приближенных все утро не было видно.

— Он привык поздно вставать, — сказал Коринаам.

— Тогда я ему завидую, — ответил Харпириас. — Я проснулся на рассвете, отчасти от духоты, отчасти от холода. Когда начнутся переговоры, как ты думаешь?

— Наверное, завтра. Или послезавтра. Или на следующий день.

— Не раньше?

— Король никогда не спешит.

— Зато я спешу, — возразил Харпириас — Мне хочется убраться отсюда, пока не наступила следующая зима.

— Да, — отозвался метаморф. — Не сомневаюсь, что вам этого хочется.

Что-то в том, как он это произнес, не внушало особых надежд.

Харпириас подумал о восьми палеонтологах — возможно, их было десять; никто не мог с уверенностью сказать, — которые в этот момент сидят в заточении где-то неподалеку. Они-то знали, какова зима в стране отиноров. Они провели целый год где-то здесь, в темных холодных клетках, вероятно питаясь кашами и прокисшим зерном, огрызками холодного жирного мяса, горькими кореньями, орехами. Конечно же, им не терпится покинуть эти места. Но Коринаам сказал, что король никогда не спешит.

А Коринаам знает, что говорит.

Харпириас попытался приспособиться к медленному ритму местной жизни — как ему пришлось признать, по-своему привлекательной.

Несомненно, именно так жили первобытные люди тысячи лет тому назад, даже сотни тысяч лет, в ту почти сказочную эпоху, когда Старая Земля была единственным домом человечества, а мысль о том, что человеческие существа могут летать к звездам, казалась невероятной фантастикой.

Ежедневная рутина, охота и поиски пищи, приготовление ее и создание запасов, бесконечное изготовление простых орудий и оружия, ритуалы и обычаи, мелкие предрассудки, детские игры, внезапные, необъяснимые взрывы смеха или пения или громкие споры, которые так же внезапно стихали, — все это заставляло Харпириаса чувствовать себя так, словно он перенесся во времени назад, в какую-то отдаленную эпоху первобытного прошлого человечества. Он с гораздо большим удовольствием оказался бы сейчас с друзьями на Замковой горе, пил густое, крепкое малдемарское вино и оживленно обменивался сплетнями об интригах и шалостях герцогов и принцев из окружения короналя. Однако он не мог не признать, что приключение, подобное нынешнему, выпадает на долю очень немногим, и когда-нибудь, в далеком будущем, он, возможно, будет вспоминать о нем с любовью и благодарностью.

Наконец, далеко за полдень, король вышел из своего дворца. Харпириас, который играл на площади в бабки с Эскенацо Марабаудом и парой других скандаров, с изумлением наблюдал, как король постоял, повернулся и секунду тупо смотрел на них. На его лице не отразилось ни малейшего признака того, что он его узнал, ни малейшего интереса, а потом он пошел дальше.

— Похоже, он нас даже не заметил, — пробормотал Харпириас.