Гортензия - [8]

В тот момент для меня было важно одно: он меня не бросил. Но мое облегчение долго не продлилось. Почти сразу Сильвен пришел в настоящее бешенство по пустячному поводу – ничего, дескать, стоящего не было на ужин. Пока он осыпал меня бранью, я словно оледенела и лишилась дара речи. У меня до сих пор звучат в ушах оскорбления, которые он бросал мне в лицо: тварь, лгунья, идиотка, грязная шлюха, которая обвела его вокруг пальца, сделав ему ребенка, уродина, которую он никогда не любил, годная лишь как подстилка – да ему нужны были только жилье да бабки! И тем не менее я бы переварила все эти грязные слова, я уверена. Если что и причинило мне настоящую боль, так это фраза: «Ты даже не понимаешь, что ты – последняя из баб, от кого мне хотелось бы иметь ребенка, знай – больше ты меня никогда не увидишь!»

И я поняла, что на сей раз он сказал правду. В этот самый момент.

Я смотрела, как он уходил, не в силах выговорить ни слова. И сейчас я еще слышу оглушительный стук хлопнувшей двери.

Через несколько дней, когда я вернулась с работы, оказалось, что большой коричневый чемодан, лежавший сложенным на верху шкафа, исчез. Его вещи и он сам испарились вместе с чемоданом. Ключи от квартиры валялись на полу в прихожей, к тому же он забрал остаток наличных денег, которые я держала в своей комнате, в шифоньере, под стопкой простыней.

Тогда я окончательно осознала, что все было кончено. Он бросил меня, и рожать мне предстояло в одиночестве.

За несколько секунд огромная, не ставившая никаких условий любовь к нему обернулась глубочайшей ненавистью.

С тех пор я уже никогда его не ждала.

Я вычеркнула Сильвена из своей жизни.

5 София

Роды прошли легко, несмотря на кесарево сечение и внушительный шрам. Гортензия появилась на свет меньше чем за два часа, почти не доставив мне страданий.

Акушерка сказала, что это добрый знак:

– Значит, ребенок никогда вас не огорчит. Посмотрите, как она прелестна. Девчушка уже улыбается!

Моя мама решила ее поддержать, явно преувеличивая:

– Да, она – вылитая София!

Оставив это замечание без внимания, я пристально посмотрела на малышку, которую положили мне на грудь. Если не считать тонких белокурых волосиков, которые, несомненно, передались от меня, ее тонкие правильные черты лица напоминали проклятого Сильвена, которого я месяцами тщетно пыталась забыть. Ах, как бы мне хотелось, чтобы она вовсе на него не походила!

– А где же отец этого маленького чуда? – поинтересовалась акушерка игривым тоном.

Не успев задуматься, я услышала свой голос:

– У нее нет отца, он умер.

Не знаю, почему это пришло мне в голову. Мама, застигнутая врасплох, сочла необходимым прибавить:

– В автокатастрофе, он погиб на месте.

Конечно же, она не хотела новых расспросов. Момент был неподходящий, чтобы рассказывать о мерзавце, который меня бросил.

Акушерка вскоре ушла, чтобы мы побыли в кругу семьи, как она глупейшим образом выразилась.

К счастью, мама с первых же дней приняла мою сторону. Она настояла на том, что будет присутствовать при родах.

– Если этот негодяй тебя покинул, то уж семья всегда будет с тобой, дорогая! – заверила она меня.

Я никогда не посвящала маму в детали того, как развивались наши отношения с Сильвеном, и мне удалось ее в конце концов убедить, что я нисколько не нуждаюсь в этом подонке и стану прекрасной матерью для моей Гортензии.

– Такой же, как ты была для меня, – заключила я, чтобы сделать ей приятное, а заодно положить конец разговору.

– Ну что ж, тогда я очень счастлива, – вздохнула она.

Отец, как всегда в таких случаях, был категоричен:

– Пусть только попробует сюда явиться! – заявил он и с тех пор не произносил имени Сильвена, называя его исключительно «дерьмом», «паразитом» и «сволочью».

А ведь Сильвен с самой первой встречи с моей семьей завоевал ее расположение. Мать, отец, братья с их женами – все были от него без ума. Он очаровал их всех, и эта мгновенная и взаимная приязнь – ну, я оказалась полной идиоткой, что тут скажешь, – наполняла мое сердце несказанным счастьем. Никто не осмеливался спросить, во всяком случае у меня, каким образом мне удалось заполучить такого парня, но я уверена, что этот вопрос задавал себе каждый. Когда я им объявила, что на Рождество приведу друга, все они рассчитывали увидеть некую посредственность, бесцветного типа, которого мне удалось подцепить среди министерских коллег. Я же предстала перед ними с великолепным образчиком мужчины, «необычайно, необычайно симпатичным». В присутствии моих родственников он то и дело осыпал меня поцелуйчиками, проявлял нежную заботу, постоянно шутил, был предупредителен и внимателен к остальным гостям. У меня такое поведение Сильвена сразу должно было вызвать подозрения, так как наедине со мной проявления привязанности день ото дня становились все более редкими. Но могла ли я в чем-то сомневаться, если гордость от обладания им делала меня слепой? Я считала, что справедливость восторжествовала и мне воздалось сторицей за годы страданий, когда все считали меня жалкой уродиной, неспособной заинтересовать кого бы то ни было. Блистательное присутствие Сильвена рядом со мной доказывало, что я была достойна гораздо большего, чем они полагали.