Горсть мужества - [51]

– Воздуха? – удивился Гюнтер.

– Чтобы вздохнуть свободно. Свободное пространство. Время, чтобы подумать. Назови это как хочешь!

– Жаль! Я бы охотно обсудил с тобой все эти вопросы!

– Если можно, в другой раз. Не сердись, но сегодня мне выпало слишком много переживаний.

Гюнтер обнял ее за плечи и проводил до двери подъезда.

– Ты можешь еще все обдумать у себя наверху. Номер моего мобильного телефона у тебя есть. Я сразу приду, обещаю!

Линда сейчас вообще не уверена, что она может что-то обещать. Открыв дверь подъезда, она вошла в дом.

Марион уже спала, когда в ее сознание проник шум открываемых ворот гаража. Сначала ей показалось, что это происходит во сне. Но потом сон стал явью. Марион посмотрела на часы. Полночь уже миновала, но еще не так поздно. Это говорит в пользу мужа и в пользу того, что он не оказал ей с этим боулингом медвежью услугу. Во всяком случае, можно уже успокоиться. Она решила притвориться спящей, чтобы не дать мужу повод думать, будто не спала из-за его похождений до столь позднего времени.

Гюнтер радовался, что, наконец, добрался до гаража. Кажется, эксперимент с этой голубенькой пилюлькой сыграл с ним дурную шутку. Его сердце билось как сумасшедшее. Moors in coitu, пришло ему на ум, когда он вылез из машины. Смысл этой фразы даже Гюнтеру, не знавшему латыни, понятен без перевода. Внезапная смерть во сне. То, над чем он прежде смеялся: кто умер во время полового акта, тот сам виноват. Но с этой голубой пилюлей в крови? Может, он умер уже до этого. Не было ли от этой виагры смертельных случаев? Неужели он будет следующим, так и не достигнув цели, не сумев овладеть юным телом Линды?.. Гюнтер пытался отделаться от этих мыслей, поднимаясь наверх.

А если пилюля вообще не действует? До сих пор Гюнтер ничего особенного не чувствовал. Вот был бы провал, если бы он остался с Линдой! Может, все и изменилось только от одного взгляда на нее. Значит ли это, что плоть реагирует на пилюлю, только когда есть внешний раздражитель? Лежа в ванне, Гюнтер начал фантазировать, слегка поглаживать себя, хотя такие вещи ему неприятны, и вскоре, исполненный гордости, заметил, что его достоинство шевелится и постепенно твердеет. «Ох, Линда, – подумал он, – теперь у меня есть кое-что для тебя». Гюнтер встал, повернулся к зеркалу одним боком, потом другим, посмотрел сверху и пришел в восхищение. Но какая досада! Линды здесь нет. И его суперэрекции никто не оценит. Остается лишь запечатлеть ее на фото, чтобы продемонстрировать потом всему миру. Или Марион?

Не успел Гюнтер свернуть за угол дома, как Линда спустилась в гараж, села в свою машину и отправилась в центр города. Стремление оказаться рядом с Дирком гнало ее к нему домой. Сначала она искала его машину и прочесывала одну за другой близлежащие улицы. Но нигде не нашла его рыдван. В конце концов, Линда припарковала машину прямо перед подъездом Дирка, под знаком, запрещающим даже останавливаться в этом месте, достала ключ от двери, который все еще оставался у нее, и вошла в подъезд. Ее сердце билось все сильнее, пока она шаг за шагом поднималась на его этаж. Что, если Дирк посмеялся над ней, не хочет ее больше знать и в его постели теперь лежит другая? Ей, наверное, следовало переодеться, прежде чем ехать к нему. Это платье может вызвать у него шок. Но думая об этом, Линда уже открыла дверь и вошла в квартиру. Он подумает, что это взломщик.

– Дирк! – прошептала Линда, шаря рукой по стене в поисках выключателя. – Дирк, не пугайся, это я, Линда. Мне нужно с тобой поговорить.

Линда пробралась к кровати и пощупала покрывало. Может, он лежит под ним? Разочарованная, она села на пустую кровать. Где, черт возьми, он в такое время? Поразмыслив, Линда встала, пошла к холодильнику и заглянула внутрь. Блюдце с нарезанными кусками колбасы и ветчины, края которых давно засохли, полпачки масла, несколько баночек с йогуртами, бутылка белого вина и бутылка красного. Линда подумала, не выпить ли стаканчик белого, но решила отложить это и направилась в ванную. Там Линда осознала, насколько она неуместна в этой обстановке в своем дорогом платье. Дирк с неприязнью стоял бы напротив нее, и никакого разговора не получилось бы. Тем не менее, Линда никак не может решить, уйти ей или остаться. В конце концов, она легла, не раздеваясь, на кровать. Линда размышляла о себе, о жизни, о Дирке, о будущем, обо всем, что приходит в голову. И незаметно заснула.

Марион перестала понимать этот мир. Все последнее время Гюнтер обходился с ней так, словно она покрылась сыпью или, еще того хуже, заразилась чумой. И что теперь! Следует ли воспринимать это как проявление любви? Как искупление? Как мольбу о прощении? Или он просто успокоился? Едва оказавшись в постели жены, Гюнтер начал уговаривать ее. Сначала погладил по очереди груди, затем его рука скользнула ниже и стала двигаться более властно. Наконец он прошептал:

– Иди ко мне, Марион, иди же – ведь ты моя жена!

Марион не знала, как реагировать. Выкинуть его из постели? Но что последует за этим? Мысли о будущем удержали ее от этого шага. Когда Гюнтер начал стимулировать ее, скорее больно, чем приятно, Марион подумала, что ее недовольство еще более разозлит его. И уже поворачиваясь, чтобы отдаться мужу, она решила, что и в самом деле они давно не были близки и что она имеет на это право.