Горшок золота - [16]

– Вы мне покажете ваш горшок золота? – спросил Шемас.

Мгновение лепрекон смотрел на мальчика пристально.

– Любишь ли ты пресный хлеб[35] с молоком? – спросил он.

– Очень даже, – ответил Шемас.

– Тогда давай-ка поешь. – Тут лепрекон снял с полки ломоть пресного хлеба и налил в два блюдца молока.

Пока дети ели, лепрекон задал им множество вопросов.

– Во сколько вы встаете по утрам?

– В семь часов, – ответил Шемас.

– Что едите на завтрак?

– Овсяную кашу с молоком, – ответил мальчик.

– Добрая пища, – отметил лепрекон. – Что на обед?

– Картошка с молоком, – сказал Шемас.

– Вовсе недурно, – сказал лепрекон. – А на ужин что?

На этот раз ответила Бригид, потому что у брата был набит рот.

– Хлеб с молоком, достопочтенный, – сказала она.

– Лучше не бывает, – молвил лепрекон.

– А следом мы отправляемся спать, – продолжила Бригид.

– А как же, – подытожил лепрекон.

Вот тут-то и постучала в ствол дерева Тощая Женщина из Иниш Маграта и потребовала, чтобы ей вернули детей.

Когда она ушла, лепреконы устроили совет, на коем порешили, что против гнева Тощей Женщины и сидов из Крохана Конайле им не выстоять, а потому пожали детям руки и простились с ними. Лепрекон, заманивший их прочь от дома, привел детей обратно и, расставаясь с ними, просил навещать Горт на Клока Мору, когда б они того ни пожелали.

– Всегда найдется там для друга ломоть пресного хлеба или картофельного пирога, а также кружечка молока, – сказал лепрекон.

– Ты очень добр, достопочтенный, – отозвался Шемас, и сестра его повторила те же слова.

Лепрекон удалялся, а дети смотрели ему вслед.

– Помнишь, – проговорил Шемас, – как он прыгал и сучил ногами, когда был тут в прошлый раз?

– Помню, – ответила Бригид.

– Ну, в этот раз он не прыгает и вообще ничего такого не делает, – отметил Шемас.

– Он нынче вечером в нелучшем настроении, – проговорила Бригид, – но он мне нравится.

– И мне нравится, – сказал Шемас.

Они зашли в дом, и Тощая Женщина из Иниш Маграта очень им обрадовалась и дала обоим овсяной каши и картошки, а вот Философ даже не заметил, что дети отлучались. Молвил наконец, что «болтовня – скудоумие, женщины вечно разводят суету, детей следует кормить, но не откармливать, а постели предназначены для сна». Тощая Женщина сказала в ответ, что он гнусный старик без потрохов, что она не понимает, зачем вообще вышла за него замуж, что он втрое ее старше и уму непостижимо, с чем ей приходится мириться.

Глава IX

Согласно уговору с Михалом Мак Мурраху, Философ послал детей искать Пана. Выдал им исчерпывающие указания, как полагается обращаться к Лесному Божеству, и затем, рано поутру, получив все наказы от Тощей Женщины из Иниш Маграта, дети вышли в путь.

Добравшись до поляны в сосновом бору, где пылало солнце, они присели ненадолго – отдохнуть в мареве. Птицы беспрестанно сновали в этом лиственном колодце и ныряли обратно в темные заросли. У птиц непременно было что-то в клювах. У кого-то червячок, у кого-то – улитка, или кузнечик, или шерстинка, выщипнутая у овцы, или клочок ткани, или щепотка сена; сложив добычу в положенное место, они вновь влетали в столп света и выискивали, что бы еще притащить к себе в дом. Завидев детей, каждая птица потряхивала крылышками и испускала особый звук. У птиц получалось «кар», и «чик», и «чирик», и «тюк», и «что», и «пик», а один птах, который малышам понравился особо, все повторял и повторял «тик-тик-тик-тик-тик». Дети полюбили его, потому что он был такой вдруг-откуда-ни-возьмись. Никогда не угадаешь, откуда он вылетит в следующий раз – детям казалось, что и сам он не знает. Летал он и назад, и вперед, и вверх, и вниз, и вбок, и окольно – и все, так сказать, на одном дыхании. Летал так оттого, что было ему любопытно посмотреть, что везде творится, и не удавалось пролететь и малейшей малости по прямой. К тому же был он трусоват, и непрестанно мнилось ему, будто кто-то собирается швырнуть в него камнем откуда-нибудь из-за куста, или из-за стены, или из-за дерева, и от этих воображаемых опасностей путь его становился еще извилистей и причудливее. Никогда не летел он туда, куда сам хотел, а лишь куда Бог направлял его, а потому в конечном счете обходилось все неплохо.

Дети знали всех птиц по звукам и всегда, приближаясь, говорили с птицами их же словами. Поначалу – недолго – правильное слово правильной птице давалось им трудно, и иногда произносили «пык», когда приветствие на самом деле – «дрыг». Птицы всегда на такое обижались и сердито отчитывали детей, но, чуть поднаторев, те совсем перестали ошибаться. Водилась там одна птица – крупный черный парняга, обожавший, когда с ним беседуют. Усаживался на землю рядом с детьми и талдычил «кар», пока детям было не лень повторять за ним. Часто он тратил на болтовню целое утро, тогда как другие птицы никогда не задерживались дольше чем на несколько минут кряду. Вечно заняты они бывали по утрам, хотя к вечеру досуга у них выпадало побольше и они оставались и болтали с детьми, сколько тем хотелось. Получалось неловко: по вечерам все птицы желали разговаривать одновременно, а потому малыши вечно терялись, кому же отвечать. Некоторое время Шемас Бег выкручивался, научившись высвистывать птичьи ноты, однако все равно говорили они так быстро, что никак Шемасу не угнаться за ними. Девочка умела свистеть всего одну ноту – тихое простое «у-у», над которым птицы смеялись, и после нескольких попыток Бригид отказалась свистеть совсем.