Городской охотник - [6]

«Господи! Нет! Не-е-т!»

На левом запястье Алексея неярко полыхнуло — сработал оберег, и кожаный шнурок с костяным шариком соскользнул с его руки, ловкой змейкой метнулся к Ольге, опережая ход времени, бурой молнией пробороздив листья, взметнулся по ногам к руке, сжимающей пистолет. Ольга увидела золотистый свет, которым переливался обычный с виду костяной шарик на конце шнурка, сейчас напоминающий диковинную змейку, увенчанную золотой короной переливающихся лучей. Змейка-шнурок изогнулась на руке Охотницы, на мгновение став похожей на готовящуюся атаковать кобру, и ударила светящейся головкой в пистолет, в то самое место, где отпущенный пружиной боёк уже устремился к патрону, начисто срезая и боёк и капсюль, безнадёжно уродуя дорогую заграничную машинку.

И как только пистолет перестал представлять опасность, руки плетьми упали вдоль тела, оружие выскользнуло из рук, и сама Ольга с тихим стоном, похожим на всхлип, повалилась навзничь. «Он меня защитил своим амулетом, обо мне думал», — мелькнуло в гаснущем сознании.

* * *

Полуголый Алексей сидел в десяти метрах от ничком лежащей Ольги, спиной к двери дома, который только что чуть не убил их болью и ненавистью десятков неприкаянных душ. С правой руки на землю тягучими каплями падала кровь, собиралась в густую лужицу на листьях около подошвы ботинка. На плотно захлопнутых дверях дома были кровью начертаны руны, запечатывающие зло внутри. Сил у Охотника не было даже на то, чтобы просто подняться, а предстояло ещё обойти дом и сделать то же самое со всеми оконными и дверными проёмами, не давая внезапно пробудившемуся злу вырваться наружу, в мир беспомощных людей, не только не способных противостоять ему, но и не сознающих того, что любое действие имеет последствия. Не вставая с прогретых осенним солнцем ступеней, Алексей достал из одного из кармашков на поясе перевязочный комплект, зубами разорвал стерильную обёртку, достал бинт и перекись водорода. Сорвал жестяную крышечку с пузырька и, морщась, плеснул жидкость на глубокую рану на правом запястье. Перекись тут же зашипела, уничтожая способные вызвать воспаление раны микроорганизмы. Уронив пузырек под ноги, Охотник достал из пакета ватно-марлевый тампон и приложил его к ране. Затем стал плотно бинтовать. Покончив с перевязкой, Алексей поднялся и, шатаясь, пошёл к распростёртой на земле Ольге, которая все ещё была без сознания. Он наклонился над лежащей женой (бывшей, или ещё нет?), и стал хлопать её по щекам здоровой рукой. Без результата. Достал из того же кармашка, что и перевязочный пакет, маленькую желатиновую капсулу с нашатырём и раздавил её под носом у Ольги. Бесполезно! Попробовал поднять её на руки и не смог. Слишком много сил потратил на борьбу со взбесившимися душами. Кряхтя, Алексей поднялся с колен и, ухватив Ольгу за куртку, волоком потащил к машине, открыл дверь и с неимоверным трудом погрузил бесчувственное тело на заднее сиденье, пнул ногой стоящий рядом кофр и присел с ним рядом. Взгляд упёрся в пижонски-красное крыло внедорожника. Цвет показался неуместным, вызвал дурные ассоциации. «Перекрашу на хрен», — зло подумал Алексей и запустил руки в необъятное нутро кофра. Порывшись в нём несколько секунд, он достал кусок мела, которым обычно чертил магические знаки, и пошёл к дому, на ходу бормоча про себя ругательства. Ругался на всех и вся: на себя за то, что плохо подготовился к делу и чуть не гробанулся вместе с женой, на Олега Ефимцева за то, что тот купил этот дом и припёрся к ним с заказом, на сам дом, на жившего в нем светило социалистической медицины, на аборты и, почему-то, на Сталина, который и вовсе был не причастен к нынешним событиям, разве что как современник профессора. Подойдя к дому, Охотник пошёл вокруг него по часовой стрелке, нараспев произнося слова запирающего наговора и размашисто чертя мелом руны на захлопнутых ставнях, прекрасно понимая, что мел не поможет. Смоет первым же дождём, а крови для такого количества окон у него не хватит, даже если он перегрызёт себе коронарную артерию. Тем более что окна были на втором этаже, мезонине, чердаке, и была огромная печная труба, которую тоже надо чем-то заткнуть и запечатать. Но все это не надолго, а значит, надо было как можно быстрее найти средства навсегда обезопасить этот дом и разобраться с его бестелесными обитателями. Как лезть на второй этаж с располосованной рукой, он и представления не имел. Плюнуть на него и оставить до лучших времен? Пока рука не подживёт? Пожалуй, так и надо сделать, но, как назло, за домом, там, где не было видно со стороны фасада, отыскалась лестница — старая, наверняка сразу развалится под первым, кто решит на неё взобраться. Тут же стояли банки с краской, валялись кисти, валики и прочие малярные принадлежности. Алексей вспомнил, что тут до него побывала бригада таджикских маляров-штукатуров-плотников-на все руки. Так что вопрос о том, откуда краски и верёвки, отпадал. А вот вопрос о надёжности лестницы актуальности не терял. Не хотелось ехать домой, заталкивать в машину складную лестницу, возвращаться обратно… Нет, решительно не хотелось. придётся попробовать себя в роли акробата, исполняющего смертельный трюк, ведь если он упадёт с этой лестницы, то недолгий полёт запросто может окончиться не просто ушибами и ссадинами, а вполне серьёзным вывихом или переломом. Окна второго этажа располагались метрах в пяти-шести над землей, а Ольга вряд ли оклемается до ночи. Лежать под окнами дома, в котором черт его знает что набирает силу — погибель. Если уж не от того, что притаилось в доме, так от ночного переохлаждения.