Города красной ночи - [40]

Я говорю:

– Шутиха! Вот основа любого взрывного оружия. Все это здесь есть, но они не понимали, как далеко это может завести. Шутихи… они могут быть любого размера. Взрывающиеся пушечные ядра – почему бы и нет? Один такой снаряд сможет потопить галеон.

– Уоринг нас ждет.

Динк ведет нас вверх по крутой тропе. Дом Уоринга стоит на вершине холма в роще из оплетенных виноградной лозой деревьев. Он в высшей степени приветливо принимает нас в прохладной комнате, убранной в марокканском стиле, с низким столом и диванчиками. Высокий бесстрастный негр подает мятный чай, а Уоринг пускает по кругу трубку с гашишем. Динк отказывается, ведь он никогда не притрагивается ни к алкоголю, ни к любому другому наркотику.

По знаку Динка Уоринг встает и проводит нас в свою студию.

– Пока еще не стемнело…

Его картины не похожи ни на что из того, что мне доводилось видеть; в них представлены одновременно не одна сцена, персонаж или пейзаж, а несколько, причем они то появляются на холсте, то исчезают. Я вижу «Великого Белого», Харбор-Пойнт, проплывающие мимо лица, острова, летучих рыб и индейцев, гребущих через залив.

По возвращении в гостиную были зажжены свечи, а на низком столе, уже стояли пирог с куропаткой, и слоеные пирожки, и tagine [11] из дикой индейки. Я не очень хорошо помню, о чем говорилось за обедом.

В какой-то момент Уоринг загадочно посмотрел на меня и сказал:

– То, что ты делаешь – против правил. Будь осторожен, дабы тебя не поймали.

Когда мы уходили, было уже достаточно поздно. По возвращении в хижину Динк развернул циновку, и я забылся глубоким сном.

Во сне я вижу Динка стоящим надо мной, с фаллосом самой лучшей формы, какую я когда-либо видел. Вот он ебет меня, задрав мои ноги вверх, и, когда я, извергнув семя, просыпаюсь, я обнаруживаю, что он и вправду ебет меня. Я чувствую, что мои губы становятся его губами, на долю секунды он исчезает, и я слышу, как в моей глотке звучит его четырнадцатилетний голос:

– Это я! Это я! У меня получилось! Я приземлился!

* * *

Нам не терпится поскорее вернуться в лавку и отдать все силы работе. Через неделю у нас готовы к испытаниям разнообразные орудия. Я сделал несколько стрел с полым железным наконечником, наполненным порохом; гранаты с ручками, чтобы заряжать ими кремневое ружье; несколько мортир; и еще пушечный снаряд, взрывающийся при столкновении. Нос этого снаряда, не круглый, а в форме укороченного цилиндра, сделан из мягкого металла и набит кусочками кремня и железными опилками, так что, при сильном столкновении с бортом или снастями корабля, его разрывает пороховым зарядом. Изнутри цилиндр выложен греческим огнем – это деготь, хорошенько перемешанный с порохом и металлическими опилками, и все это отделено от порохового заряда слоем бумаги.

Пришло время испытаний. В миле от нашего лагеря и в двухстах ярдах от берега на мель посажен корабль. Мы направляемся к месту испытаний с нашими луками, ружейными гранатами, мортирами и пушкой. Все в сборе: Строуб, близнецы Игуана, Норденхольц и даже Уоринг.

Десять стрел и десять ружейных гранат опускают в огонь. Тетива натянута, наконечник стрелы раскален на костре – и лук готов к стрельбе, то же делают с ружейными гранатами, которые, конечно, гораздо больше по размеру. Снаряды несутся к кораблю и через несколько секунд взрываются на палубах, в снастях и у бортов, поджигая судно с разных концов. Затем заряжают мортиры, и, хотя некоторые снаряды не долетают, а другие летят слишком далеко, те, что попадают в цель, наносят огромные повреждения.

Теперь пришла очередь пушки: точное попадание десятифунтовым снарядом в ватерлинию. Взрыв пробивает в корпусе зияющую дыру, и все судно охватывает огонь. Нет сомнения в смертоносном действии этих видов оружия. Нас поздравляют и Норденхольц, и Строуб, и близнецы Игуана.

Уоринг улыбается и говорит:

– Милые игрушки. Милые шумные игрушки, отгоняющие призраков.

* * *

По другим поселениям с курьерами рассылаются чертежи, а сами мы заняты обновлением форта Порт-Роджер. Индейцам хорошо платят за работу в нашей растущей на глазах мастерской, и они учатся изготовлять все эти приспособления.

Вскоре в нашем распоряжении уже имеется изрядный штабель снарядов, достаточный для того, чтобы с двух концов вести по гавани смертоносный огонь. На стенах города мы возвели оружейные башни, оснащенные пушками, которые смогут палить по заливу, а если их опустить, то они повергнут в бегство любого противника, рискнувшего осадить Порт-Роджер.

Норденхольц надзирает за строительством особых лодок, предназначенных для действий около берега. Они около пятидесяти футов в длину и водружены на два понтона. Их осадка – не больше пары футов и очень удобны для речного плавания, поскольку их можно быстро спускать на воду и вытаскивать на берег. Они повезут на себе легкие пушки и хороший запас мортир и гранат. Норденхольц называет эти лодки Разрушителями, поскольку у них нет другого применения. Никакой провизии на них не будет, только пушки и пушечные команды, а так как Разрушители идут гораздо быстрее галеонов, они легко смогут удрать от них.

Теперь я посвящаю все свое время работе по улучшению кремневого затвора. Моя неудовлетворенность этим оружием коренится в одном происшествии, случившемся в портовой таверне в Бостоне. Это место находилось рядом с нашей ружейной лавкой, и мы имели обычай пить там пиво после работы. Однажды вечером, когда я был там с Шоном Брэди, вошел человек, уволенный моим отцом за пьянство, лень и вздорные привычки, и стал топать ногами, призывая проклятие неба на всех нас.