Города и встречи. Книга воспоминаний - [222]
А теперь 1943 г., когда Марии Николаевне удалось пешком выбраться с оккупированной Украины и пробраться на Кавказ. О пережитом она написала двум влиятельным тогда людям, которых знала еще до революции, — писателю И.Г. Эренбургу и послу СССР в Англии И.М. Майскому. Вот фрагмент из ее письма Эренбургу: «Я парижская „Наташа“, подруга юных лет Лизы Полонской. Теперь Левина Мария Николаевна. Жила в Харькове, была доцентом педагогического института иностранных языков и кандидатом педагогических наук. При наступлении немцев по причинам личного характера не успела эвакуироваться, т. к. наш институт планово не эвакуировался, а мой [второй] муж не имел возможности взять меня с собой. Я осталась одна в оккупированном городе. Из-за еврейской фамилии и полуеврейского происхождения я, конечно, не могла рассчитывать на „спокойную“ жизнь. Но действительность превзошла все ожидания. Кроме того, меня знали в городе как автора антифашистских статей и выступлений. То, что я пережила за это время, не поддается описанию. Меня выбросили из квартиры, лишили имущества, я скрывалась от доносчиков. К лету [1942] я решила бежать из Харькова, перейти фронт и попасть к своим. Я пешком прошла Донбасс и весь Северный Кавказ. Но мое путешествие совпало с наступлением немцев. Фронт отодвинулся далеко. Я пришла только в Кисловодск, где у меня жили родные, и осталась тут. Здесь я продолжала скрываться и дождалась прихода Красной Армии. Теперь я получила работу, но это меня не удовлетворяет. Все пережитое слишком огромно, чтобы о нем молчать. Я стара, больна, низведена до положения нищей. Мне скоро надо умереть. Но я не хочу умирать, не рассказав людям обо всем пережитом. Нет лучшей антифашистской агитации, чем правдивый рассказ очевидца. Я хочу говорить о „новом порядке“, который я видела воочию, хочу говорить о потрясающей человеческой подлости тех, кого мы называли раньше „советскими людьми“, хочу говорить об исключительном благородстве и мужестве тех, кого мы по праву должны называть советским человеком. Весь остаток жизни я хочу отдать этой агитации против фашизма, против зверства»[730]. Надо ли говорить, что ничего из этих планов не осуществилось…
В самом конце 1950-х гг., почти в одно время начали писать мемуары И.Г. Эренбург, М.Н. Киреева и Е.Г. Полонская. Еще несколько выдержек из писем: «То, что ты написал, очень меня взволновало. Ты сумел так рассказать о тех днях и годах, что мне стало радостно и весело… Ты написал прекрасно, искренне, чисто. Признаюсь, узнав, что ты напишешь о прошлом, я тайно тревожилась. „Наташа“ — ты помнишь ее, написала несколько страниц о начале своей работы в партии, а затем о Париже. Я прочла и разорвала все, что касалось 1909 года. Она согласилась со мной» (Полонская — Эренбургу, 4 сентября 1960 г.); «В отношении И.Г. — я вполне согласна с Вами. Какая бы то ни была микстура, читать ее приятно и немножко больно от нагромождения кучи бестолковых жизней и человеческой тоски по умной, не звериной жизни. Во всяком случае, спасибо ему за умение сказать что можно и натолкнуть на мысли о том, чего говорить нельзя…» (Киреева — Полонской, 4 декабря 1960 г.); «Я читаю вторую часть воспоминаний [Эренбурга]. Давно не читала ничего более душераздирательного. Здесь уже меньше желания оправдаться, а скорее желание оправдать себя для себя самого. Очень страшно и мучительно… У Чехова околоточный правильно говорит: „Не размышляй, а думай как прочие“. Правда, это повторяли еще и в Германии 20 лет тому назад» (Киреева — Полонской, весна 1961 г.)…
Сначала были детские влюбленности. Их череда пунктирно отражена в «Городах и встречах», начиная с Одессы времен детства: дядя Гилярий, издававший газету «Южное обозрение» и (более пылко) фельетонист П.Т. Герцо-Виноградский, поцеловавший девочке Лизе руку после того, как она прочла перед гостями стихи Некрасова. Затем в Лодзи — учитель еврейской истории Донхин (это, пожалуй, просто симпатия). В Берлине, когда ей было уже 16, влюбленность уже всерьез — в кузена Артура Закгейма, с которым она даже была обручена и которому впоследствии посвятила стихи.
Но первая настоящая любовь вспыхнула в 1909 г. в Париже. В молодежном кружке большевистской группы Лиза была заметным человеком, и молодые люди к ней тянулись. В незаконченной автобиографии 1967 г., написанной в форме «Открытого письма редактору», есть такие строчки о Париже 1909-го: «Я познакомилась с юношей из Московской организации, он читал мне стихи. В стихах я понимала кое-что, в любви — ничего. Я поняла, что это были его собственные стихи и что я ему нравлюсь, что он дорожит моим мнением». Это все; в других автобиографиях нет и того. Юношу звали Илья Эренбург.
