Города - [6]

— Не выигрышный, прошу прощения, — немедленно заявил Проспер.

— Могу я проверить?

Проспер недовольно поджал губы, но произнес:

— Проверяйте.

После проверки Диего кивнул:

— Что ж, может быть, в другой раз.

У выхода он столкнулся с корпулентной пожилой женщиной в облезлой шубе и шляпе, напоминающей раздавленный пирог. Она, пыхтя, волокла два бумажных пакета с овощами.

— Миссис Лоблолли? Позвольте, я вам помогу.

Дама оглянулась через плечо, узнала Диего и проскрежетала:

— Благослови тебя Господь, Петчен. Ты всегда был внимательным мальчиком.

На улице Диего сумел прикурить, взяв оба пакета в одну руку. Он выдохнул сладковатый дым. Ему предстояло проводить миссис Лоблолли до квартиры, находившейся в том же доме, где обитал и Гэддис Петчен.

— Как поживает ваш папа? Мы никогда его не видим, он не появляется поблизости.

— Боюсь, миссис Лоблолли, вы его уже не увидите. Он при смерти. Рак желудка. Собственно, физически он не так плох, но душевно болезнь его надломила. Он способен только сидеть и смотреть на Не Ту Сторону Трекса.

— Ах да, он боится, что его унесут Голуби. Ты должен убедить отца, что нам не дано знать, кто придет за нами в наш последний час. Может быть, в последние минуты его будут окружать прекрасные Рыбачки. Да ты погляди на небо. Разве Голуби и Рыбачки не вместе летают?

Диего наклонил голову и воззрился на небо. Потребовалась секунда или две, чтобы сосредоточить внимание на извечных обитателях воздуха, настолько он привык не обращать на них внимания.

Высоко над крышами — и у Окраин, и в Центре — кружило не очень большое, но все же значительное число Голубей и Рыбачек, образчиков силы и грации, трудно различимых на привычной для них высоте. Время от времени отдельные особи, с крыльями, покрытыми кожей или перьями, пикировали вниз, нацеливаясь туда, где их жертвы дожидались смертельного исхода. Изысканные очертания казались смазанными из-за стремительного движения. Прочие птицы несли свой безропотный груз прочь, к Не Той Стороне Трекса или к Тому Берегу, а на смену им являлись их не обремененные добычей соплеменники.

Диего опустил взгляд, возвращаясь к привычному пейзажу.

— Я согласен, конечно. Но его снедает презрение к самому себе, вот он и не способен посмотреть на это с иной точки зрения.

— Он все еще казнит себя за смерть твоей матери?

Диего не ответил, он лишь уперся взглядом в крепкое, но уже потрепанное временем дерево, что росло прямо посреди тротуара на квадратике земли, свободном от сланцевой плитки.

— Этот старик по-прежнему расцветает каждую весну?

— Непременно, — откликнулась миссис Лоблолли.

Диего молча курил, ступая вниз по знакомой дорожке.

Только когда он и его спутница достигли дверей квартиры миссис Лоблолли, располагавшейся на первом этаже, Диего ответил на заданный ранее вопрос:

— Он не только не перестает обвинять себя, но и стремится меня затянуть в болото самообвинений.

В слабо освещенном коридоре третьего этажа царили неодолимый холод и букет запахов — дешевых сигар, пролитого пива, пыльных ковров, инсектицидов, — до боли знакомые Диего.

Подойдя к двери Гэддиса Петчена, Диего постучал и крикнул:

— Отец, это я.

Не дождавшись приглашения, он отпер дверь своим ключом.

К запахам извне тут же добавился запах телесной немощи и свернувшегося молока (Гэддис включал в свое меню исключительно полезные для здоровья напитки). Диего мгновенно охватил взглядом неизменный интерьер: громоздкая мебель эпохи прошлого поколения, обтянутая тканью, пятна на которой хозяин пытался затирать макассаровым маслом, хилый деревянный стол справа от входа, заключенные в рамки картинки с сентиментальными сюжетами типа «Рыбачки переводят детей через пропасть» и «Бал у мэра в Эннойе». В целом квартира напоминала музей устаревших вещей.

Гэддис Петчен спал в кресле, развернутом к открытому окну. С порога была видна только его стриженая макушка. Батареи отопления тщетно боролись с врывающимся в комнату холодным воздухом.

Диего подошел к отцу. Ему показалось, что сгорбленное тело Гэддиса, укутанного в вязаный плед ручной работы, еще больше исхудало со времени его последнего посещения. Болезнь отняла у старика облик человека, каким он был в те времена, когда бригада слесарей заделывала люк, ведущий к потайным структурам Города — к подземной электрической системе, предназначенной для устранения опасностей, но изувеченной интенсивной эксплуатацией и неумолимым временем.

Диего поправил на плечах отца плед, тихо закрыл окно, присел около больного, зажег вторую сигарету и принялся задумчиво курить. Через пятнадцать минут Гэддис проснулся; возможно, его привел в чувство запах табачного дыма. Он неохотно всмотрелся, а когда узнал Диего, то как будто ощутил новый прилив энергии, порожденной скорее злостью, чем радостью.

— Вовремя же ты пришел! Принеси мне молока! И подогрей его!

Диего безмолвно подчинился. Гэддис взял шишковатой рукой кружку и сделал глоток. Молоко потекло по покрытому щетиной подбородку. Старик неуверенно поставил кружку на стоящий рядом столик — едва не промахнулся, но успел предотвратить катастрофу.

Диего избрал реплику, которая, как он надеялся, не осложнит начало разговора: