Город заклинателей дождя - [45]
…Темнокожая женщина очнулась, словно вынырнув на поверхность из глубокого омута.
И первое, что она увидела, были лица Оскара и Шарлотты. Парнишка прикладывал платок, смоченный ледяной водой к ее лбу, а девушка держала ее за руку в своих и бережно поглаживала.
– Вход… – обессиленно прошептала Элиза. – Теперь я знаю, где находится вход.
– О чем ты говоришь, Элиза? – с удивлением уставился на нее Оскар.
Женщина произнесла, слегка задыхаясь: «Босуэлл жив. Он…» – однако закончить фразу ей не удалось: ее прервал резкий крик Гумбольдта.
Все лица одновременно повернулись к возвышенности, которую ученый выбрал в качестве наблюдательного пункта. Карл Фридрих Гумбольдт, во весь рост возвышавшийся на плоской вершине, махал рукой, одновременно крича:
– Они уже рядом!.. Скорее! Собирайте имущество, мы должны немедленно убраться отсюда!..
24
Уолкрис Стоун никак не могла справиться с волнением.
Приставив мощный бинокль к глазам, она смотрела на восток. Это он, Карл Фридрих! Его рослую, все еще крепкую фигуру и необычной формы нос невозможно с кем-либо спутать. Не так уж он изменился за минувшие годы. Разве что волосы поредели, на висках появилась седина, но это только придает ему импозантности.
Чем он занят? В руках у него такой же бинокль, его объективы в упор нацелены туда, где находится она, и, несомненно, он узнает ее. Не так уж это трудно – несмотря на то, что прошло целых двадцать лет, она в отличной форме.
Что она прочтет в его глазах, когда он опустит бинокль? Страх, сознание вины или, может быть, радость?
Казалось, прошла вечность, прежде чем он оторвал бинокль от глаз, и она смогла взглянуть на его лицо – сухое, твердое, словно высеченное из гранита. Резкие складки вокруг рта и глаза, в которых светится непреклонная воля. Ни улыбки, ни приветствия. Нет, этот человек не станет просить у нее прощения. Даже если знает, что совершил ошибку. Должно быть, он даже не догадывается, сколько горя он причинил ей тогда, в Китае!
Гумбольдт медленно отвернулся, взмахнул рукой, что-то крикнул и начал торопливо спускаться со своей наблюдательной площадки.
Уолкрис почувствовала, как в груди у нее закипает гнев.
Хорошо, пусть. Скоро мы покончим с его высокомерием и гордыней. Она намерена одолеть его, и не где-нибудь, а на его собственной территории. Ничто не может уязвить ученого больнее, чем интеллектуальный проигрыш сопернику в науке. Именно это она и сделает: уведет великое открытие прямо у него из-под носа. И ему придется отступить с пустыми руками – неудачником, над которым станут потешаться коллеги.
Она сунула бинокль в седельную сумку, развернула коня и поскакала к Пепперу.
Этот трусливый тип поджидал ее внизу, не выпуская из рук винтовки. С той минуты, как они обнаружили следы ночевки Гумбольдта и его людей, а рядом останки чудовищной твари, он цеплялся за нее, как утопающий за соломинку и все время дрожал от страха. Не говоря о том, что теперь ему повсюду чудились монстры, он не мог заставить себя проехать на коне по крутому склону и вообще стал для нее обузой. Без Пеппера она уже давным-давно настигла бы Гумбольдта.
– Пошевеливайтесь, Пеппер. Гумбольдт в двух милях впереди нас. Я его видела. Если мы поторопимся, то еще до наступления ночи догоним их.
– Подождите, подождите! – Редактор вскочил в седло. – Он вас видел?
– Думаю, что да.
– Тогда мы ни в коем случае не должны действовать необдуманно. Вместе с Гумбольдтом их четверо. Скажите, Уолкрис, чего вы добиваетесь? Хотите настичь их и вступить в открытую схватку?
– Это произойдет в любом случае. Мы не сможем обогнать их незамеченными, тем более в ущелье, где двум мулам толком не разъехаться!
– Право, не знаю… – Пеппер нерешительно взглянул на нее. – Все это кажется мне слишком рискованным. Если верить слухам, Гумбольдт не из тех, кто позволяет обойти себя на прямой. Все они вооружены. А если завяжется бой?
Уолкрис небрежно похлопала по сумке, в которой лежало ее оружие.
– На этот счет не беспокойтесь. Он не решится, хотя бы потому, что хорошо знает меня. У него просто нет никаких шансов.
– Все это очень, очень сложно…
– Пеппер, вы фантастический трус. Из-за вас мы погубим все на свете. Если мы рассчитываем добиться успеха, нам так или иначе придется вступать в противоборство с Гумбольдтом и его людьми. Итак, решайте!
Она чувствовала, что начинает терять контроль над собой.
– У вас всегда на уме одни крайности, Уолкрис, – уныло завел Пеппер. – Черное – белое, добро – зло. А не попробовать ли вам научиться находить некую середину? Куда разумнее было бы объединить наши усилия, заключив союз с Гумбольдтом и его людьми. В любом случае шансы на успех только возрастут, разве нет?
– Никаких компромиссов с Гумбольдтом быть не может, – свирепо прошипела Уолкрис. – Ему нельзя доверять. Я знаю его и сужу по собственному горькому опыту!
– Ну да, конечно. Вы рассказывали. Но сколько лет прошло с тех пор? Пятнадцать? Двадцать? За такое время любой человек может измениться.
– Он не из тех, кто меняется.
– Откуда вам знать?
– Знаю, и баста!
– И тем не менее, мы будем придерживаться прежней тактики. – Пеппер слегка повысил голос. – Пока что я руковожу этой экспедицией и принимаю решения. Мы будем вести себя совершенно пассивно, не предпринимая никаких демонстративных шагов. Гумбольдту известно, что мы его преследуем. Если он останется на месте и дождется нас – хорошо. Если попытается скрыться – мы последуем за ним до тех пор, пока он не убедится в том, что ему не остается ничего другого, как объединиться с нами. Я достаточно ясно выражаюсь?
