Город забытых снов - [8]

Лика почувствовала, как к ней подкрадывается уже знакомое, но все еще странное чувство, когда до боли хочется прикоснуться к человеку, хочется положить голову на плечо сидящего рядом - будь то дядечка с газетой или тетенька в шарфе. Лика скрестила руки и закрыла глаза. В одном из романов осужденные на смерть хватались за траву, чтобы ощутить в своих объятиях хоть что-нибудь, кроме пустоты. Наверно, ее чувство было предтечи подобных попыток.

Поезд успокаивающе посвистывал, словно сдувая нахлынувшее сумасшествие. Перед глазами возник образ маленькой девочки, сидящей на деревянном полу в пустом деревенском доме. Девочка увлеченно следила за игрой двух солнечных зайчиков. В ее руках было маленькое зеркальце и большой охотничий нож. В лучах пробравшегося через окно солнца оба предмета создавали на стене светлые блики - один поменьше, второй побольше.

Вдруг двери в комнату открылись. Начали входить какие-то люди в черном. Их было много. Они несли гроб. Девочка замерла на полу, на стене застыли солнечные зайчики.

Лика открыла глаза. Ночные кошмары уже стали для нее привычными. Что ж, теперь добавились дневные. Дядечка с дипломатом все еще мял в руках газету. Место тети с шарфиком занял мальчик с рюкзаком. Стоящие перед Ликой люди стали пробираться к выходу, открыв тем самым пассажиров, сидящих напротив. Рядом с парой флиртующих подростков сидела девочка примерно одного возраста с Ликой. У нее были естественные белые волосы, фарфоровая кожа и выразительные серые глаза. Девочка захлопнула маленькое круглое зеркальце, в которое она, очевидно, сочла нужным заглянуть, несмотря на отсутствие макияжа на своем лице, и посмотрела на Лику. Их взгляды встретились, и Лика смущенно опустила глаза. Девочка небрежно бросила зеркальце в небольшую сумку через плечо и направилась к дверям вагона. Она оказалась ниже Лики, выглядела хрупкой и невесомой. С грацией порхающего призрака девочка вышла из вагона и растворилась в толпе. В искусственном освещении метрополитена ее волосы казались серебряными.

***

Нож был отобран, зеркало было спрятано. Ребенка подняли с пола и унесли от греха подальше в дом к соседке, где он и должен был находиться, если бы озадаченная женщина в суматохе не упустила из виду эту проворную маленькую девочку, ускользнувшую домой.

Хоронили дальнюю родственницу, ворчливую одинокую старуху.

Здесь было некому приносить соболезнования, потому что никто не чувствовал утраты. Здесь не было искренних слез и болезненных воспоминаний. Здесь каждый хотел как можно скорее закончить с неизбежным долгом и оставить покойницу почивать с миром. Священник дымил фимиамом, удушливый запах поднимал волнами страх в сгорбившихся у стенки людях. Они думали, что надо будет заранее выбрать место на кладбище и, наверно, можно заказать памятник, и следовало бы больше откладывать на черный день, и не съела ли моль припасенное на сей скорбный час платье, и как оно все будет, ведь жизнь так страшна.

Проведя все необходимые обряды, гроб с покойницей опустили в землю и засыпали коричнево-черной массой из песка, чернозема и корней розовых кустов. Добрые и богобоязненные соседи, возможно, еще придут сюда на церковные праздники, чтобы скосить траву, положить освященное яблоко или искусственный букет. Не потому, что они любили находящегося под их ногами человека, а потому, что так надо. Потому что могила человека - это святое место.

Через пятнадцать лет огороженный темно-синим металлическим забором квадратик земли на кладбище будет выглядеть вполне ухоженным, в отличие от дома, в котором проходили похороны. Он будет оставлен, разграблен и заброшен. Грушево-яблочный сад зарастет травой, старые трухлявые деревья пошвыряют свои сухие ветки на крышу избушки. Когда-то приветливая, она будет мертва и обречена на постепенное разложение. Она исчезнет, растворится, словно ее никогда и не было, точно так же, как и жившие в ней люди.

***

Написав два пропущенных теста, проспав три скучнейших лекции и посидев пару часов в библиотеке, Лика, наконец, вышла из университета. Ей абсолютно не куда было спешить, и, будь ее воля, она ни за что не вернулась бы в бабушкину квартиру, но больше идти было некуда.

Прошел дождь. Асфальт сверкал, как самоцветы, радуясь тому, что и его черная поверхность в кои то веки наполнена красками, не хуже какого-нибудь озера. Солнце, определенно, забавляла такая необоснованно проснувшаяся павлинья гордость, но оно позволило себе вдоволь наиграться с этим серым и невзрачным. Было то время суток, когда оно находилось ровнехонько на линии горизонта, и оторвать глаза от асфальта было просто не возможно. Отблески от луж ослепляли, горели неистовым светом. Прохожие шли, опустив головы, натыкаясь друг на друга, морщась и щурясь. Неразберихи в общую картину добавлял сильный ветер.

Выйдя из метро, Лика, как обычно, не стала дожидаться автобуса, и пошла пешком. Три остановки - это еще десять-пятнадцать минут отсрочки до неминуемого. Уже больше месяца девочка возвращалась в пустую квартиру, но все равно не могла к этому привыкнуть. Не могла не ждать на пороге близкого человека, не могла не искать глазами бабушкин силуэт в темном окне, где раньше гостеприимно горел свет. Не могла не хотеть еще раз услышать ее одновременно ласковый и встревоженный голос. Было странно думать, что врачи, назначившие Лике принудительное лечение, действительно верят в то, что эту боль можно вылечить. Да еще загадочный доктор со своим нелепым предложением. Хотя девочка вполне могла проследить ход мыслей специалиста. Ей, конечно, не с кем поговорить, она, абсолютно естественно, держит все наболевшее в себе, и монолог с тетрадкой поможет ей отпустить прошлое, разобраться в себе и увидеть перспективы на будущее. Вот только Лика не хотела ни с кем ни говорить, ни делиться своими чувствами. Она никогда не была одним из тех людей, кому становится намного легче после того, как они поплачутся в жилетку товарищу. Да, у Лики не было товарищей, способных выслушать, но они ей были не нужны. Да, ее прошлое стало преследующей ее химерой, но она не готова его зачеркнуть. И дневник ей ничем не поможет, он не вернет родителей, не вернет бабушку и даже не накормит пустоту вокруг и внутри ее.