Город забытых снов - [12]

Лика вздрогнула от звонка в дверь. Трудно вспомнить, когда он звонил в последний раз. Это Вера Павловна. Добрая женщина принесла Лике завтрак. Было сложно определить вкус румяных блинчиков и багряного малинового варенья. Все казалось одинаково пресным. Вода в кружке дергалась, словно удары, разносящиеся на улице, предназначались ей.

Тук-тук-тук-тук. Звук проникал сквозь оконное стекло, сквозь воздух, стены соседних домов, квартиры живущих в них людей, их мебель, вещи, души. Тук-тук-тук-тук. Эхо заполняло собой все пространство, заставляя птиц нервно молчать на ветках, а прохожих глубже втягивать шею в плечи.

Лика вымыла посуду и стала одеваться. Вера Павловна ждала ее, чтобы пойти на кладбище: 2 ноября - день, когда вспоминают о мертвых.

***

Мама и папа лежали рядом. Лике всегда становилось интересно, не мешает ли им такое соседство. При жизни они не могли побыть вместе и нескольких минут, чтобы не поссориться. Может быть, их стоило похоронить отдельно? Но люди не поняли бы этого и стали бы осуждать. Почему-то в отношении самой последней церемонии довлеющие каноны как никогда строги. За их соблюдением следит батюшка, которого нельзя не позвать, даже если человек не особенно появлялся в церкви при жизни, и целая куча чужих людей, которые возникают ниоткуда, приходят с крестиками, венками, суевериями, кладут в руки покойника иконки, обвязывают лоб церковной лентой, накрывают освещенным покрывалом, спорят о том, как все должно быть сделано, согласно заведенным обычаям. Значит, у тех, кого хоронили по другим обычаям, сжигали на погребальном костре или замуровывали в пирамиде, не было шансов на рай?

Бабушку похоронили на окраине кладбища. Рядом с мамой и папой места не оказалось. Город мертвых - перманентная проблема для городских властей, потому что он увеличивается, как в сказке, не по дням, а по часам, угрожая живым посягнуть на их территорию. Лика огляделась: клетки, клетки, клетки. Сколько же бабушек и дедушек, детей и подростков, девушек и парней лежит под этой землей? Плотно друг к другу, с минимальным личным пространством. Как церковные свечки, которые после того, как они отгорели за чей-то покой или чье-то здоровье, смешивают и переплавляют в новые.

По сравнению с другими недавно появившимися могилами бабушкина выглядела пустой. Здесь было только три венка - заказанный Верой Павловной венок от Лики, венок от самой Веры Павловны и венок от нескольких знакомых, живущих в том же дворе, что и Лика. На двух из них были огромные розы, залитые эпоксидными слезами, на одном - белоснежные калы. Слезы сверкали в лучах выползающего на долю секунды из-за туч бледного солнца. Черные ленты, исписанные золотым курсивом шелестели на ветру как порезанная мишура. Лика подумала, что венки выглядят неуместно красивыми и яркими, такой блеск подошел бы к праздничному карнавалу, где бы им можно было восторгаться без угрызений совести.

Девочка стояла над возвышающимся бугорком земли, и всего лишь какой-то метр или чуть больше, отделял ее от бабушки. Кажется, так просто - раскопать эту землю, открыть обитый бархатом ящик и обнять дорогого человека. Так легко и одновременно так невозможно.

Вера Павловна поставила у изголовья могилы, туда, где весной будет установлен памятник, чистое блюдце, налила в рюмку воды и положила несколько конфет. Пока она все это делала, она разговаривала с бабушкой, сбивчиво пытаясь рассказать, что у них с Ликой все хорошо. Сама Лика молчала. Иногда ей хотелось прийти на кладбище, сесть рядом с бугорком земли и поговорить по душам. Но когда она приходила, ей становилось неловко, и ее воображаемый монолог терял свою сакраментальность. Девочка никак не могла почувствовать единение с этим местом, со сверкающими венками, с тишиной, нарушаемой только щебетом птиц. Ожидаемое успокоение не приходило. Все выглядело ненастоящим и чужим, а пространство под могилой казалось пустым. Как ни пыталась, Лика не могла представить себе, что там внизу лежит ее бабушка, это просто не укладывалось в голове, там должно быть пусто, абсолютно пусто, но где же тогда бабушка?

Лика подумала о бабушкиной комнате, о ночном столике, на котором стоит ее фотография и лежат ее вещи. По некому молчаливому согласию эта комната стала поминальной каплицей, где столик играл роль алтаря. Там Лика действительно могла поговорить с бабушкой. Но было ли это место ее настоящим домом? Эта мысль не давала Лике покоя. Она вспомнила о заброшенной деревянной хатенке в не менее заброшенной деревне. Там бабушка прожила большую часть своей жизни, там она воспитывала детей, любила и мечтала и, наверно, когда-то была счастлива. Сейчас ее дом, наполненный воспоминаниями, одиноко догнивал под тяжестью сломленной яблони.

Лика тяжело вздохнула и закрыла глаза. Что она могла сделать? Чтобы восстановить это место потребовалось бы очень много денег, сил и времени. Ни первого, ни второго, ни третьего у нее не было. В любом случае, кто будет заботиться о доме, когда ей исполнится столько же лет, сколько сейчас Вере Павловне, или потом? У него все равно никогда не будет вечности, вечности, которая есть у бабушки. Через лет сто или двести и эта могила зарастет, и городские власти будут продавать эту землю для повторных захоронений. Не останется никого, кто зажег бы свечку или поговорил бы с фотографией, не останется ничего.