Город за рекой - [23]

От ее смеха веяло соблазном. Он крепче обхватил ее рукой. Не только ее замечание о Старых Воротах удержало Роберта от того, чтобы рассказать Анне о своей связи с Архивом. Слишком хорошо он помнил, какое странное впечатление произвело его сообщение об этом на Кателя. Но не заметила ли она, что он вышел ей навстречу из-под арки или что он наблюдал шествие из окна Архива?

— Я как раз вышел оттуда, — сказал он.

— Ты не снизу шел? — спросила она, не вкладывая в слова никакого особого смысла, ведь она знала о выходе из катакомб на улицу внутри арки.

— Не совсем оттуда, — отвечал он. — Я наблюдал шествие детей из окна Архива, куда меня вызвали.

— Ну да, — вздохнув, сказала она. — Мы постоянно чем-то заняты. У каждого вечно находится что-то, что надо доделать, устроить, довести до конца. — Она теребила пуговицу на своем жакете. — Наверное, от тебя потребовали все твои рукописи и бумаги, ведь они присваивают себе всякое написанное слово, чтобы его использовать, как они утверждают — во благо человечества! Смешно, но мне стыдно становится, когда я думаю, что и мои помыслы могут быть там классифицированы.

— Как ты горячишься, родная! — сказал Роберт, останавливаясь. Немного помолчав, он осведомился, не было ли ее среди тех женщин, что разыгрывали танцевальное представление в открытых подвалах.

— Я часто бываю занята в таких пантомимах, — сказала она хотя и доброжелательно, но с оттенком пренебрежения, как бы отмахиваясь от докучливого вопроса. — Это наши регулярные часы упражнений. Но стоит ли об этом говорить.

— Я здесь человек новый, — сказал он извинительным тоном.

— Пойдем дальше, — предложила она ласковым голосом.

И снова они шли бок о бок по извилистым улочкам, не замечая окружающего их убожества. Минутами бедра их соприкасались. Они молчали.

Оба преисполнены были чувства единства, какого они никогда раньше не испытывали. Они могли идти рядом — свободно, не таясь. Прежде они вынуждены были встречаться украдкой, места для прогулок выбирали за городом, на отдаленных проселочных дорогах, опасаясь нежелательных встреч со знакомыми, которые могли передать потом мужу Анны или жене Роберта, что видели их вдвоем.

— А я встретил приятеля молодости, — сказал Роберт, — о котором уже много лет ничего не слышал, Кателя. Ты с ним лично не была знакома, я знаю, это было еще до того, как мы начали с тобой встречаться. Но ты могла видеть его акварели у нас на старой квартире, одна висела в комнате Элизабет.

— Ах да, Элизабет, — рассеянно проговорила она, — как далеко это все.

— Ты тогда училась, — продолжал он, — была совсем еще девочка. Я как сейчас помню: ты пришла ко мне в Институт, это было на семинаре восточных языков, и я еще рассказывал тебе об ассирийской глиняной круглой печати с изображением прыгающего носорога. Это была наша первая встреча с тобой.

— Ты еще это помнишь! — сказала она, глядя перед собой куда-то вдаль.

— Мы так давно знакомы с тобой, Анна!

— Очень давно, Роб!

— С перерывами, — сказал он, — со странными перерывами. Когда ты неожиданно вышла замуж… но не стоит, пожалуй, вызывать прошлое.

— Не стоит? — спросила она.

Они шли мимо холодных стен разрушенных домов, по улицам, которые казались вымершими.

— Ты снова рядом, — сказал он. — Последний разрыв был самый ужасный, когда ты уехала куда-то в горы и никто ничего не знал о тебе. Я не хотел верить, что мы уже никогда не встретимся, не будем идти вместе — вот так как теперь. Катель, впрочем, предсказал, что мы непременно свидимся, это, дескать, неизбежно, если тебе известно, что я здесь.

— Роб, — сказала она, — новые связи здесь не завязываются, нити могут только сплетаться до конца. Мы были предназначены друг для друга, разве не так? И нашей с тобой жизни мы еще не вкусили в полной мере.

Роберта так тронуло это искреннее признание Анны, что он не мог говорить и только нежно поглаживал ее руку. Как просто, как естественно вдруг стало все между ними. Но разве не она сама всегда оказывала ему тайное сопротивление в решающие минуты и умела помешать тому, о чем она сейчас говорила.

— Теперь я действительно свободна, — живо продолжала она, — и ты в равной степени.

Роберт, подумав, что Анна, говоря это, имела в виду свой развод с мужем, сказал:

— Так этот процесс закончился?

— Вот дуралей, — небрежно сказала она, — ты же и сам знаешь, что закончился. Чего прикидываешься.

— Позволь, — возразил он, — отец говорил мне, что дело о разводе слушается здесь во второй инстанции.

— Твой отец?

— Я встретил его вчера в подвалах, в столовой, после того как ты оставила меня там, в коридоре.

— Так он все еще здесь? — спросила она. — Впрочем, почему бы и нет. Ах, ты имеешь в виду тот процесс, Роб! — Ее голос звучал неуверенно, — Я так мало знаю, что там. Забудь это.

Их взгляды скользили по скучным развалинам домов, по голым фасадам, за которыми сгорела уютная жизнь, и оба мысленно видели комнату и сад, поля далеко за городом и край, мосты к которому были разрушены. И боль, как рана, жгла того и другого, только у каждого она была своя.

— Какая у тебя холодная рука, — сказал он и приложил ее ладонь к своим губам.

— Не здесь! — пробормотала она и поспешно отдернула руку.