Город за рекой - [2]

Тут к фонтану подбежала стайка молодых женщин и девушек. Они стали набирать воду в кувшины, которые поочередно ставили на железную решетку под стекавшую струю. При этом взгляды их были устремлены куда-то в невидимую даль, лежащую, казалось, по ту сторону города, и лица румянились в розовых лучах разгорающейся утренней зари. Одеты они были в яркие однотонные платья разных фасонов. Роберту показалось, что он как будто встречал уже однажды какую-то из этих девушек, однако не мог припомнить, где и когда. Поэтому он вовсе не удивился, увидев, что одна из них, после того как наполнила свои кувшины, направилась прямо к нему. Ее, как видно, заинтересовал чемодан, который Роберт поставил пока на землю возле себя, ибо она, подойдя, показала на него глазами и махнула рукой в сторону одного дома рядом с площадью. Видя, что он мнется, она нетерпеливо хлопнула два-три раза в ладоши, затем подхватила свои кувшины и снова мотнула головой в сторону дома, как бы поторапливая Роберта идти за ней.

В ее быстрых резковатых движениях было что-то отдаленно знакомое, в памяти его неожиданно всплыл образ молодой женщины, которая роковым образом вошла когда-то в жизнь Роберта. Девушка между тем уже направилась к дому, и он только растерянно оглянулся на женщин, еще хлопотавших у фонтана: те слегка кивали ему головами. Тогда он взял чемодан и поспешил за девушкой. И в походке ее тоже было что-то знакомое: она шла несколько размашистым крупным шагом, хотя ноша вовсе не отягощала ее.

Подойдя к глухому фасаду дома, она вошла не в дверь, а в небольшой, аккуратно пробитый рядом с нею проем; Роберт сначала не заметил его. За этим входом сейчас же начиналась каменная лестница, которая спускалась вниз и выводила в подземный коридор.

По обе стороны шли низкие подвальные помещения, едва освещенные светом, скупо лившимся сверху через шахту. Поскольку двери были отворены настежь, а где и вовсе отсутствовали, Роберт мог, проходя по коридору, мельком заглянуть вовнутрь помещений, в них, как ему показалось, ютилось множество людей. Но вот проводница его остановилась возле ниши в стене, где были сложены чемоданы, коробки, узлы. Она велела ему оставить тут свой багаж, затем показала на дверь напротив, а сама пошла дальше по коридору. С минуту он смотрел ей вслед, потом крикнул:

— А где я тебя еще увижу?

Она остановилась, поставила на пол один из своих кувшинов, полуобернувшись к нему, приложила палец к губам и еще раз со значением повторила этот жест. Свет, однако, был настолько тускл, что он не мог с уверенностью сказать, Анну ли он видит перед собой — или чужой, лишь похожий на нее образ. Он остался один.

Помещение, в которое он вошел, напоминало своим видом монастырскую трапезную. Стены были выкрашены белой краской, и со сводчатого потолка свисали на железных цепях старинные лампы, которые лили искусственный желтоватый свет. За длинными столами сидели кучками пожилые мужчины и женщины. Перед ними стояли простые металлические миски, из которых они жестяными ложками черпали какое-то дымящееся варево и поспешно отправляли в рот. Горячий пар, густо валивший от мисок, заливал весь воздух и скрадывал очертания предметов; только слышались частые беспорядочные звуки, производимые ложками, которыми едоки стучали о края посудин или скребли по дну. Содержимое мисок, похоже, не убавлялось, едоки же все еще как будто оставались голодны, ибо продолжали с прежней жадностью насыщать себя. Во всяком случае, слышно было, как они учащенно и жадно жевали.

Публика, собравшаяся тут, состояла, судя по одежде, из представителей разных слоев общества, хотя многие облачились, может быть, в лучшие из своих нарядов. Своим безжизненным видом они напоминали картинки, вырезанные из рекламного каталога мод какого-нибудь салона готового платья, только в натуральную величину. На многих были дорогие украшения из золота или серебра; тускло поблескивали нашейные цепочки, броши или булавки на галстуках, кольца и браслеты, вспыхивали огоньки драгоценных камней — натуральных или, может быть, поддельных — в ушах, на шеях, на пальцах. Некоторые оставались в верхней одежде и в шляпах, точно собирались в любую минуту встать и уйти. В то время как Роберт протискивался между столами, высматривая свободное место — ведь его привели сюда, как он полагал, для того, чтобы он перекусил, — кто-то вдруг окликнул его по имени и схватил сзади за рукав.

— Роберт! И ты здесь?

Он обернулся и увидел перед собой своего отца. Роберт побледнел и в первую минуту даже не нашелся что сказать. Но старик, не дожидаясь, сам принялся говорить, да еще так поспешно и увлеченно, точно до того год целый молчал.

— Как это замечательно, — бойко сыпал старик, — что я тебя встретил. Но какой ты бледный, Роберт, все так же много куришь? А я уже обвыкся здесь. Ну как там дома? Жена, дети — здоровы? Надеюсь, ты доволен, сын мой, я имею в виду — внутренне удовлетворен? Я ведь всегда для тебя делал, что мог, ты знаешь. Жаль, что ты не захотел стать юристом, а то бы к тебе, как к адвокату, давно бы уже могла перейти моя клиентура, хорошее дело. Но тебя тянуло к древностям. Вот мне и пришлось тогда взять Фельбера, знаю, ты его невысоко ценишь, но, согласись, у Фельбера есть свои достоинства. Словом, мы бы вполне ужились, а? Работе не видно конца, покоя нет. Но ты, может, позавтракаешь вместе со мной? Иди, мы потеснимся, здесь всем хватит места.