Город в песках - [24]

Вскоре приехал Пьер и неделю не вылезал из лаборатории. Одну за другой он извлекал чаши — из ярко-бирюзовых они постепенно превращались в медно-коричневые. Наконец Пьер заявил, что сделал все возможное, и весь набор был выставлен на полках комнаты для хранения древностей. Просто не верилось, что все это могло уместиться в одном, пусть даже огромном сосуде. В нем оказалось шестьдесят чаш, четыре лампы в форме раковин, идентичные найденным в Уре, четыре мелких сита с длинными ручками, четыре кинжала с хорошо сохранившейся серебряной фольгой, которая некогда украшала их рукоятки, хотя сами рукоятки, по всей вероятности деревянные, истлели. Имелась также длинная трубка с отверстиями на конце — уникальная находка, но мы уже видели ее изображение на цилиндрических печатях, где мужчины, сидя вокруг кувшина, тянули вино через такие же длинные трубки. Это была первая из найденных когда-либо трубок для вина.

И еще одна редкостная находка — металлическая рукоятка без лезвия. Она оказалась бронзовой, то есть в медь для крепости добавили некоторое количество олова; ее украшала ажурная резьба, а внутри виднелся обломок металла. Пьера очень заинтересовала ржавчина в продольном отверстии, куда раньше вставлялось лезвие — ведь это доказательство тому, что оно было из железа! Теперь понятно, почему не сохранилось лезвие: пролежав тысячелетия в сосуде, оно погибло от ржавчины. Пьер извлек из рукоятки металлический кусочек и подверг его анализу в той мере, в какой позволяло имевшееся оборудование: отсутствие никеля говорило о том, что это железо земного, а не метеоритного происхождения. Как известно, в ту эпоху металлические изделия из метеоритного железа уже встречались. Но если Пьер прав, выходит, что это самый древний предмет, изготовленный из земного железа, — на полторы тысячи лет древнее ножа, который хеттский принц подарил Тутанхамону. До сих пор тот нож считался древнейшим. Позднее лезвие было отослано в физическую лабораторию Теддингтона, которая подтвердила его земное происхождение.

А пока Пьер отыскал для Ганса то, что тот жаждал увидеть: на двух сосудах, когда с них сошла патина, появились выгравированные надписи очень раннего периода. Они гласили, что сосуды посвящаются дому Абу — бога растительности и природы, титул, который носили Таммуз и Нинурта.

Теперь Ганс был уверен, что медные сосуды являлись собственностью Малого храма и ими пользовались во время ритуальных пиршеств: ведь ритуальное пиршество в день Нового года было частью церемоний, призванных обеспечить обильный урожай в наступающем году. Он больше не сомневался, что в этом храме поклонялись богу природы — Абу. Найденная в нем печать говорит о том, что храм имел какое-то отношение к растительности и истребителю чудовищ; а драгоценности же из дворца с повторяющимся на них мотивом орла с львиной головой, вероятно, являлись частью ритуального облачения жреца, служителя Нинурты. Поэтому вполне возможно, что в юго-западной части дворца действительно жили служители храма. Этой ритуальной посудой, должно быть, очень дорожили — ее бережно сложили в огромный сосуд и замуровали в толще стены, которую затем тщательно оштукатурили, чтобы надежнее скрыть клад.

А почему они это сделали, объяснялось очень просто. Как раз в то время спокойствие Эшнунны было нарушено тревожными слухами: с севера по речной долине двигались грозные полчища варваров-кочевников, и вел их выдающийся вождь с «чужеземным» именем Саргон; сообщалось о том, что один за другим капитулировали города Синзрской равнины. Опасения были вполне обоснованными. Можно себе представить, как часовые на стенах и у ворот изо дня в день всматриваются в мирную зеленую равнину, что простирается у их ног вплоть до самой реки, выжидая, когда на горизонте появится зловещее облако пыли и солнечные блики засверкают на многочисленных луках и остриях копий.

Пока часовые стояли на страже, за их спинами, в городе, шла подготовка к вражеской осаде, хотя обитатели его, вероятно, знали, что им долго не продержаться. Служители культа между тем поспешно выносили из священной обители ее сокровища и замуровывали их в стене своего собственного жилища в тщетной попытке пережить страшное время и увидеть, как сосуды вновь заблестят на ритуальном пиршестве. Если же этим надеждам не суждено сбыться, пусть по крайней мере до них не дотронется вражеская рука. Они потеряли их навеки, и все же их молитвы были услышаны: сосуды не были осквернены — ни одна живая душа не прикасалась к ним до тех пор, пока мы не достали осторожно сосуды из стены, поражаясь их количеству и восхищаясь искусством изготовления.

Глава седьмая

Однажды вечером Габриэль принес весьма краткую телеграмму от Гордона. Казалось, она зашифрована — в ней имелась лишь ссылка на страницу 152 толстой иллюстрированной книги, что хранилась в нашей библиотеке. Все были очень заинтригованы. Достали книгу. Окружив Ганса, мы следили, как он лихорадочно листал книгу. Странно! На указанной странице была помещена лишь небольшая иллюстрация с изображением ничем не примечательных бронзовых булавок. Или Гордон слишком умен для нас, или же произошла какая-то ошибка. На следующий день Ганс послал телеграмму следующего содержания: «К черту страницу 152, объясните толком, в чем дело». В ожидании ответа все потешались над «необыкновенной» находкой Гордона. Наконец пришла вторая телеграмма: «Извините, дурацкая ошибка телеграфа, смотрите страницу 251».