Город в наследство - [15]

— Ага, — как-то слишком жизнерадостно подтвердил Хият. — Ты теперь сплошная ходячая особая примета. Словно мало было ненормально белых волос и татуировки на всю спину. Только шрама позаметнее не хватает.

— Я что-нибудь придумаю, — отмахнулся от этой проблемы Ладай.

Он живой, сравнительно здоровый, он даже сейчас чувствует присутствие где-то недалеко той птицы, с которой разговаривал, находясь на грани между жизнью и смертью. У него теперь есть хранитель, мечта, которая осуществляется у одного носителя стихий из десяти тысяч. Рядом человек, который продолжал в него верить вопреки всему и всем. Все остальное ерунда, не стоящая внимания, о ней и думать не хочется. Все, кто его с такой легкостью вычеркнул из своей жизни, кто с готовностью поверил в предательство и деградацию ума, кто радостно предвкушал скорую кончину и сокрушался по поводу жадности непризнанных гениев, не стоят кончика ногтя упрямого балбеса, вытащившего его из мира мертвых. Все точно так, как говорил учитель Дьен. Чтобы научиться ценить жизнь, нужно познакомиться с собственной смертью. Чтобы научиться ценить людей, необходимо осознать, что никто на самом деле ничего и никому не должен. Чтобы понять насколько дорога чья-то верность, нужно чтобы предал самый близкий человек.

За эти три года Ладай очень много потерял, но и не меньше приобрел.

Подумать только, там давно, в другой жизни, Ладай Тмания искренне считал себя выше Хията Дака по праву рождения. Тогда, давно, они друг друга почти ненавидели. Два упрямых ребенка, каждый со своей гордостью.

Ладай — любимый сын, гордость отца, отпрыск благородного дома Белой Змеи, почти гений, которому все удавалось если не совсем легко, то при приложении некоторых усилий уж точно.

Хият Дака — подкидыш без роду и племени. Найденыш, которого однажды привел в город Большой Камень бродяга и герой Таладат. Подобрал где-то ребенка двух лет от роду, заметил в нем отблеск силы и не смог бросить. Он подобным образом и собак подбирал, и кошек, когда был маленьким. А тут, вдруг, целый ребенок — с неусидчивым характером, склонный к лени, со странным чувством юмора, не без таланта, но без особого ума. Хият ведь до определенного возраста искренне не понимал, для чего ему учеба. А когда понял, было уже поздно, упущенное пришлось нагонять самостоятельно, с такими трудностями, что кто-то менее упрямый давно бы сдался. Но только не этот.

Они не понравились друг другу сразу и надолго. Они друг друга почти возненавидели и, наверное, повзрослев, поумнев и избавившись от подростковых комплексов, стали бы вежливо здороваться и делать вид, что не замечают друг друга. Если бы не случилась гроза. Если бы они не заблудились в чужом лесу. Если бы не подрались, а потом проговорили всю ночь, прижавшись друг к другу в той тесной пещерке, единственном спасении от вселенского потопа.

Оказалось, ни тот, ни другой не соответствовал сложившемуся мнению. Да и общего у них было больше, чем различий. После той грозы они как-то незаметно для самих себя сдружились. Внешне все оставалось по-прежнему. Ладай насмешничал. Хият фыркал. Они спорили по любому поводу. Соперничали, где только могли. Обзывались и ядовито комментировали поступки. Только искренняя злость куда-то пропала, а злословие превратилось в нечто вроде неофициального соревнования. Интересно же, кто кого переспорит. И не беда, что очередная перепалка обычно заканчивалась безоговорочной победой кого-то из преподавателей.

— Знаешь, а ведь он действительно немного светится, — задумчиво произнес Хият, еще раз осмотрев друга с ног до головы в поисках пропущенных повреждений.

— Кто?

— Глаз. Представляешь, столкнется кто-то с тобой в темноте. Весело будет. Длинное худющее нечто, обряженное в темную одежду, сливающуюся с окружающим пространством, светлая шевелюра заплетенная в косу, похожую на ядовитую змею, и желтый светящийся глаз моргает.

— Ага, весело, — согласился Ладай. Воображение послушно нарисовало описанную картинку, и она ему неожиданно понравилась. — Еще бы несколько колокольчиков повесить и можно изображать тихую смерть.

— Точно. Смерть от инфаркта.

Смех получился каким-то истеричным.

Рассказать, да? Что тебе рассказать? Рассказать, что чувствует человек, глядя на практически мертвое тело друга? Или как на самом деле тяжело было тащить тебя обратно в мир живых?

Ладно, уговорил, расскажу. Только не жалуйся потом, не умею я такое рассказывать.

И взамен ты мне объяснишь, что именно я увидел там, рядом с тобой. Ощущение было, словно об стену с разбега врезался. И оно тебя защищало. Мне пришлось уговаривать это перестать тебя держать. Хотя, с другой стороны, если бы это тебя не удержало на грани, ты мог бы и не выжить. Ты слишком долго тянул, болван.

— Ого, — только и смог сказать Хият.

Птица была огромная, с дракона, наверное. Явно хищник. Изогнутый клюв, когти-ятаганы, пестрые черно-бело-рыжие перья, желтые глаза, как левый у Ладая. И, если ощущения не лгут, эта птица была разумной.

Разумная птица, поделившаяся с Ладаем крохами своего духа, что и поменяло цвет глаза, зато позволило ему выжить. Удивительно.