Город с названьем Ковров-Самолетов - [6]
Трамвайчик все висел, а Нестреляев все глазел. Глаза видели неплохо, вот что странно. На арене же что-то происходило. Там стоял длинный стол и сидело нечто вроде тайной вечери, чуть поменьше числом – Нестреляев насчитал одиннадцать персон. Пока силился разглядеть лица, трамвайчик прилунился посеред этого цирка.
Сразу после посадки умершие друзья Нестреляева с похожими на них тенями прошагали поспешно к какому-то сектору трибун, где уж сидели подобные им персонажи. Проклятущий Агасфер крепко впиявился в руку Нестреляева и не упустил его пойти со всеми. Вечный жид зловеще кашлянул, и все одиннадцать фигур развернулись к ним двоим. Матерь Божия! Фритьоф Нансен, Альберт Швейцер, Луи Пастер, махатма Ганди, Лев Толстой, Франсуа Мари Вольтер, Авраам Линкольн. Какие-то двое, сошедшие с русских икон, кого Нестреляев с ходу идентифицировать не смог, но так решил по логике, что это, вернее всего, Сергий Радонежский и Серафим Саровский. А тот, с тонзурою, надо думать, святой Франциск Ассизский. Именно его бы тут не хватало. И наконец, во главе стола – Томас Мор, в мантии и с молоточком в руке. Им он и стукнул по столу, призывая к молчанью. Суд, ей-богу суд. Над кем же? Не над ним ли, незадачливым Нестреляевым, прожившим никчемную жизнь? Заступи, пресвятая Богородица! Тут Томас Мор, адресуясь к вечному жиду, произнес голосом столь же суровым, как и его утопия: «Ты, осужденный на срок более чем пожизненный, осуществил ли ты привод обыкновенного человека?» Агасфер хмуро кивнул. «Оставь его с нами и поди скитаться». Агасфер дематериализовался, как, впрочем, и трамвайчик – его уже не было. А Нестреляев в замешательстве отметил, что на дальнем конце стола есть пустое место. О Господи! «Сядь и вникай в дело», – сказал ему Мор. Ничего другого и не оставалось.
Так вот начался параллельный суд над советским строем. В Москве своим чередом, а здесь, у истоков нашей эры – еще более страшный и неумытный, суд времени, суд времен. И мой Нестреляев попал в число присяжных, кои должны были вынести вердикт. Сидел среди людей разных веков, достойных высшего доверия. Он в их совет допущен был. Что делается! Видно, некто, выбиравший из штучных людей завершающегося тысячелетья наиболее подходящих для такой роли, замаялся и плюнул – пусть будет хоть один человек просто, послушаем и его в кои-то веки, для разнообразия. Ну, конечно, из более-менее разумных и непредвзятых. В общем, не знаю, не берусь судить, что руководило высшими силами. Но прими, читатель, во вниманье: если двенадцатого присяжного хотели взять именно из России – выбрать было затруднительно. Все совестливое много раз скосили подчистую.
Конечно, и остальной список не обладал окончательной очевидностью, но все же. Обстоятельный Нестреляев вспоминал в деталях подвижничество, заблужденья, разочарования этих пассионариев. Вольтер потратил немалое состоянье на сбор доказательств невиновности всех осужденных и казненных в результате признания под пыткой. Через много лет такой деятельности добился отмены пытки в судопроизводстве. Пастер, уже наполовину парализованный в результате своих опытов, продолжал испытывать на себе разрабатываемые им вакцины. Успел чик в чик довести их до совершенства, они и теперь служат. И все вот так-то. С кем он сидит за одним столом, ну и ну! Что-то масонское было в немногочисленном собранье посвященных, сосредоточенных на предстоящем разбирательстве и словно не замечавших трибун, переполненных остальным, менее дееспособным человечеством.
Гляди-ко, пошли, пошли – сначала обвинители, так их назвал Томас Мор. Этих немного, живых и мертвых – Андрей Сахаров, Александр Солженицын и еще горстка, все наперечет. Те, что схватились с режимом не на жизнь, а на смерть, когда тот еще был и жив и силен. Притихшие трибуны не пытаются их захлопать. Слушают и, похоже, понимают. Дар языков на них сошел, что ли.
Потянулся какой-то антипарад. А, свидетели обвиненья. Дистрофичные, цинготные, с затравленными лицами. Хмурые, жилистые, всевыносящие. Господи, вон мать. Будто сошедшая с той единственной фотографии, у истоков нестреляевской жизни, когда она после трех лет лагерей приехала к отцу в ссылку накануне его второго ареста. Бледная, как полотно, с невидящим, отрешенным взглядом. Ну, взгляни, узнай меня чудом. Нет, не глядит. Исчезла в бесконечной веренице. А что видела этими остекленевшими глазами, суду не сказала. Сыну тоже не сказала, еще без малого семнадцать лет проживши и в одиночку до паспорта его дотянувши. Смятенная нестреляевская мысль самочинно потянулась к ссыльному детству, к скудным воспоминаньям о через силу живущей женщине, с трудом выкраивавшей для него время. Там он витал, и немного было от него толку суду присяжных, пока Томас Мор не постучал персонально ему недремлющим молотком. Нестреляев насильно взбодрился и стал прилежно вникать.
Шли обвиняемые, под конвоем воинов разных времен и народов. Теперь тебе понятно, достойнейший читатель, куда спешил рембрандтовский ночной дозор по темной улице Народного Ополченья. Глянь-ко, Федор, электрик с какой-то из нестреляевских работ, в бабьем сатиновом халате, с козлиной рожей. Должно быть, стукач. Ну погоди, ты нам еще попадешься в этой книге. Дальше еще того хуже. Разговорчивый молодой человек с какой-то другой, давней нестреляевской службы. Внимательный, ох, внимательный слушатель. Как Нестреляева в те времена таскали. Таскали, и пугали, и безуспешно вербовали. А вон под руку две крупные дамы.
В 2008 году вышла книга Натальи Арбузовой «Город с названьем Ковров-Самолетов». Автор заявил о себе как о создателе своеобычного стиля поэтической прозы, с широким гуманистическим охватом явлений сегодняшней жизни и русской истории. Наталье Арбузовой свойственны гротеск, насыщенность текста аллюзиями и доверие к интеллигентному читателю. Она в равной мере не боится высокого стиля и сленгового, резкого его снижения.
Новая книга, явствует из названья, не последняя. Наталья Арбузова оказалась автором упорным и была оценена самыми взыскательными, высокоинтеллигентными читателями. Данная книга содержит повести, рассказы и стихи. Уже зарекомендовав себя как поэт в прозе, она раскрывается перед нами как поэт-новатор, замешивающий присутствующие в преизбытке рифмы в строку точно изюм в тесто, получая таким образом дополнительную степень свободы.
В этой книге представлены пьесы, киносценарий и рассказы Натальи Арбузовой.
Я предпринимаю трудную попытку переписать свою жизнь в другом варианте, практически при тех же стартовых условиях, но как если бы я приняла какие-то некогда мною отвергнутые предложения. История не терпит сослагательного наклонения. А я в историю не войду (не влипну). Моя жизнь, моя вольная воля. Что хочу, то и перечеркну. Не стану грести себе больше счастья, больше удачи. Даже многим поступлюсь. Но, незаметно для читателя, самую большую беду руками разведу.
Автор заявил о себе как о создателе своеобычного стиля поэтической прозы, с широким гуманистическим охватом явлений сегодняшней жизни и русской истории. Наталье Арбузовой свойственны гротеск, насыщенность текста аллюзиями и доверие к интеллигентному читателю. Она в равной мере не боится высокого стиля и сленгового, резкого его снижения.
«Лесков писал как есть, я же всегда привру. В семье мне всегда дают сорок процентов веры. Присочиняю более половины. Оттого и речь завожу издалека. Не взыщите», - доверительно сообщает нам автор этой книги. И мы наблюдаем, как перед нами разворачиваются «присочиненные» истории из жизни обычных людей. И уводят - в сказку? В фантасмагорию? Ответ такой: «Притихли березовые перелески, стоят, не шелохнутся. Присмирели черти под лестницей, того гляди перекрестят поганые рыла. В России живем. Святое с дьявольским сплелось - не разъять.».
Россия и Германия. Наверное, нет двух других стран, которые имели бы такие глубокие и трагические связи. Русские немцы – люди промежутка, больше не свои там, на родине, и чужие здесь, в России. Две мировые войны. Две самые страшные диктатуры в истории человечества: Сталин и Гитлер. Образ врага с Востока и образ врага с Запада. И между жерновами истории, между двумя тоталитарными режимами, вынуждавшими людей уничтожать собственное прошлое, принимать отчеканенные государством политически верные идентичности, – история одной семьи, чей предок прибыл в Россию из Германии как апостол гомеопатии, оставив своим потомкам зыбкий мир на стыке культур.
Пенелопа Фицджеральд – английская писательница, которую газета «Таймс» включила в число пятидесяти крупнейших писателей послевоенного периода. В 1979 году за роман «В открытом море» она была удостоена Букеровской премии, правда в победу свою она до последнего не верила. Но удача все-таки улыбнулась ей. «В открытом море» – история столкновения нескольких жизней таких разных людей. Ненны, увязшей в проблемах матери двух прекрасных дочерей; Мориса, настоящего мечтателя и искателя приключений; Юной Марты, очарованной Генрихом, богатым молодым человеком, перед которым открыт весь мир.
Православный священник решил открыть двери своего дома всем нуждающимся. Много лет там жили несчастные. Он любил их по мере сил и всем обеспечивал, старался всегда поступать по-евангельски. Цепь гонений не смогла разрушить этот дом и храм. Но оказалось, что разрушение таилось внутри дома. Матушка, внешне поддерживая супруга, скрыто и люто ненавидела его и всё, что он делал, а также всех кто жил в этом доме. Ненависть разъедала её душу, пока не произошёл взрыв.
Рей и Елена встречаются в Нью-Йорке в трагическое утро. Она дочь рыбака из дельты Дуная, он неудачливый артист, который все еще надеется на успех. Она привозит пепел своей матери в Америку, он хочет достичь высот, на которые взбирался его дед. Две таинственные души соединяются, когда они доверяют друг другу рассказ о своем прошлом. Истории о двух семьях проведут читателя в волшебный мир Нью-Йорка с конца 1890-х через румынские болота середины XX века к настоящему. «Человек, который приносит счастье» — это полный трагедии и комедии роман, рисующий картину страшного и удивительного XX столетия.
Иногда сказка так тесно переплетается с жизнью, что в нее перестают верить. Между тем, сила темного обряда существует в мире до сих пор. С ней может справиться только та, в чьих руках свет надежды. Ее жизнь не похожа на сказку. Ее путь сложен и тернист. Но это путь к обретению свободы, счастья и любви.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.