Город с названьем Ковров-Самолетов - [22]

Ну, слушай дальше, читатель, этот романс о влюбленных. Их ждут белесые вечерние озера, зубчатые еловые леса и бревенчатые часовенки. Маршрут сентиментального путешествия пролегал через Новгород и Псков, Кемь, Кижи, Соловки. Заканчивался в Санкт-Петербурге, – да не будет он назван так, как звался в 1971-м призрачном году.

Теперь в течение полутора месяцев весь день принадлежал им. Господи, до чего же весело глядеть, как любимый человек на глазах хорошеет. Как изменилась Сильфида еще на вокзале! Сколько грации явилось вдруг во всех ее движеньях. Как она пожимала худенькими плечами, затрудняясь в ответах. Как клала прелестные уже загорелые руки чуть не по локоть в огромные карманы вечной юбки из художественного салона. Карманы столь обширные, что в таком спокойно можно было принести новорожденного ребенка. Щеки округлились, брови пошли затейливой дугой. Вся она стала походить на ангела с гентского алтаря. Ее фарфоровое лицо хотелось раскрашивать акварелью. Нестреляев едва удерживался, чтоб не нарисовать ей голубую розу на виске. Сколько тонкости было в ее гримасах, а необычайно выразительно очерченные губы жили словно отдельно от лица. Лицо было сложно, как она сама. Глядеть, глядеть без конца на красоту, тобою вызванную – награду твоей любви.

Итак, очень красивая Сильфида и очень счастливый Нестреляев сели с вечера в поезд Москва – Новгород, и никто их не провожал, кроме Купидона. Послушай, милый читатель, что произошло дальше, и постарайся поверить. Так вот, проснувшись одновременно еще довольно светлой июльской ночью, уже посевернее Москвы, наши герои констатировали следующие факты, перечисляемые и корректируемые мною в порядке обнаружения новых обстоятельств дела:

а) что поезд стоит;

б) что их вагон вообще отцеплен, он-то и стоит;

в) что стоит он отнюдь не на рельсах, а на лесной поляне, в траве по самую подножку;

г) что поезд-беглец уже куда-то смылся;

д) что они в вагоне одни;

е) что это не тот вагон, в который они садились с вечера, а нечто вроде рабочего вагончика-бытовки.

Конечно же, они не удивились. Они считали, что фантастика человеческих отношений куда круче мелких сопутствующих чудес. Они просто вышли из вагончика, взявшись за руки, и оказались среди купавок, колокольчиков, папоротников, светлячков и шорохов. А надо тебе сказать, любезный читатель, что была как раз ивановская ночь – под Ивана Купалу. Рождество Иоанна Крестителя, 24-го июня ст. ст., в тот же день празднуем память святого Иоанна Новгородского. Вот нашим двоим и довелось к нему побывать. Самое время было папоротнику цвесть, лиловому колокольчику звенеть и всякой нечисти являться добрым людям.

Нечисть не замедлила явиться. Она теснилась во мгле по обочинам поляны, висела на ветвях деревьев, аукала и шикала. Все это представленье могло бы напугать робкую Сильфиду, но никак не стреляного воробья Нестреляева. Однако ж вышло так, что и пугаться не пришлось. В белесом тумане посреди поляны уж стояла цыганка в розовых юбках, с алым светящимся цветком папоротника в зубах и препорядочным грузом золотых монет в переднике. Похоже, она уж успела в эту ночь взять клад, и теперь ей был сам черт не брат. Нисколько не дорожа добычей, удовлетворенная самим успешным процессом поиска, она швырнула деньги под ноги нашим счастливцам. Уронила с поцелуйных губ цветок в освободившийся передник, воскликнула грудным голосом: «Вот и жених с невестой нас порадовали». Поклонилась им в пояс, примолвила: «В добрый час, пожалуйте к венцу». После чего вся нечисть сконфуженно убралась в чащу, из которой стройно выступили эльфы-цвёльфы и вообще пристойного вида действующие лица: амуры, зефиры et cetera. Видно, тут парадом командовала clavelita. Жених с невестой открыли рты и стали ждать продолжения спектакля.

В общем, как ты, мой читатель, уже догадываешься, весь этот синклит обвенчал наших героев вокруг елочки. Они приняли условия игры с восторгом и безо всяких угрызений совести. Загс их не впечатлял, а церковные венчанья в 1971 году как массовые не практиковались. Обряд же, предложенный им неведомыми силами, принимающими участие в их судьбе, был так поэтичен.

Рабочий вагончик от заблудившегося поезда, неведомо каким путем доставившего их к месту венчанья, давно аннигилировался. Лесная поляна вытянулась, посветлела и стала напоминать Ярилину долинку в канун того дня, когда податель тепла вступает в свои права и начинает лето. Цыганка, наигравшаяся в цветок папоротника и небрежно выбросившая его в кусты, выступала впереди процессии, неся два пышных венка. За нею шли брачущиеся. Высокие травы расступались перед ними, едва шелохнувшись от легких шагов их предводительницы. И тихо двигались им вослед блуждающие огоньки в руках эльфов.

Внезапно своевольная распорядительница остановилась, обернулась. Быстро положила им на головы венки, с какой-то страстной торопливостью нашарила колечки в кармане передника. Столпившиеся эльфы, встав на цыпочки, глядели из-за спин друг друга, как Нестреляев с Сильфидой разобрали кольца с цыганкиной ладони, надели каждый свое, поцеловались без указки. A clavelita уж настоятельно подавала им чашу, в которой благоухало нечто вроде вина из розовых лепестков. Чуть только они его пригубили, их головы закружились, и тут крик – нет, не петуха, а проводницы купейного вагона – рассеял чары.