Город с названьем Ковров-Самолетов - [17]
Очнулся – сталинские кирпичные дома глядят на него внушительными подъездами. Нестреляев привычно юркнул в один из них. Код уже был, черт его знает почему, вроде бы не должно его быть. Не было, когда Нестреляев тут жил. Это из той же серии подозрительных сбоев – меланж времен. Но Нестреляеву с его встроенным в мозг суперкомпьютером на код было раз плюнуть. Тот же единственный ключ открыл и эту дверь. Такое должно было бы тоже насторожить Нестреляева, однако ж не насторожило. Похоже, он приготовился пройти сквозь время, как нож сквозь масло. Ан не вышло.
Ключ-то был все тот же, но другой сосед возник на пороге, весь окутанный грозовым облаком. Сосед не по площадке, по квартире. Внутренний враг. Куды тебе слабогрудый дядя Игорь. Этот сосед будет почище чеченского полевого командира. Форменный Пашка Тигролапов. Вот так, бывало, материт и дерется, дерется и материт. А надо тебе сказать, милый мой читатель, что было уже около полуночи – самое бесовское время. Нестреляев мысленно перекрестился, собрал свою новую силушку – ну так, с осьмушку богатырской, уж сколько Илье не жалко было уделить, он еще нагуляет во чистом полюшке. Поднажал на своего многолетнего мучителя, неукоснительно осуществлявшего в коммуналке диктатуру пролетариата. Бывало, и получасовое отсутствие в квартире Пашки Тигролапова казалось Нестреляеву незаслуженным праздником. Остальное соседство тоже было не из приятных. Настоящие советские люди, которые всегда хотят неблагополучия ближнего более, нежели собственного благополучия.
Ничего у Нестреляева не получилось, лихое споро. Не оплошал Пашка. Крепко пнул Нестреляева и сказал веско: «С кем ты поменялся, того я, твою мать, уж в гроб уложил. И на комнату пустую, твою мать, ордер получил. И замок, твою мать, уже, понимаешь, сменил. Ты, твою мать, ступай, откель пришел. А не то и тебе на кладбище подле твоей матери место найдется». И еще пихнул пуще прежнего. Силен русский рабочий человек, силен даже после тридцати лет непрерывного питья. Нестреляев ретировался со смешанным чувством досады, восхищенья и скорби об униженной матери, ибо в теперешней своей прострации все понимал буквально.
Он вновь на улице, и полночь бьет с небесной колокольни. Бежит, гонимый ветром времени, и образ, еще не столь знакомый, сколь близкий, перед ним сияет. Кто она, Сильфида? Глядишь, возьмет она рукою легкой, достанет с полки жизнь его, как книгу, обдует пыль, душа его воскреснет. Он ветром и букетами жив будет.
Ветер, ветер на всем Божьем свете. В конце тысячелетья не успеваешь принимать парады планет. Гравитационные аномалии, ураганы. На перегибе времени нас треплет шторм. На северо-западе Москвы все погромыхивает.
Новые резвые ноги несут Нестреляева дальше в глубь времени, к предшествующему прибежищу, на Сретенке. Там (помнишь, читатель?) он снимал когда-то комнатушку в большой квартире, ставшей коммуналкою в процессе советского уплотненья. Проходил к себе через такую же тесную клетушку своей хозяйки – старушки из «бывших», родственницы прежних владельцев дома. Собственно, это все была одна комната, разделенная перегородкой в двадцатых годах. Вот оба окна глядят на Нестреляева с высокого первого этажа. При свете луны темнеют глубоко поставленные на широких подоконниках цветочные горшки. Кажется, фиалки всех оттенков, от темно-лилового до розового. Нестреляев открывает дверь все тем же волшебным ключом. Тихо ступая по выщербленному паркету, пересекает в свете лампадки проходную каморку, слышит знакомый вздох старенькой хозяйки во сне. За толстыми стенами здания стихает ночная гроза. Нестреляевское хождение сквозь время пока что благополучно закончилось. Наконец-то он у себя дома. Утрамбованные до предела, кругом спят чутким пуганым сном потомки «бывших». Их покойные родители удачно уплотнились, успев прописать таких же бывших. Тут он в безопасности. Вот и поди ж ты – на юру, в чужих людях. Не так-то его мать семнадцать лет не видала, кроме собственного сына, себе подобных.
Нестреляев с разгону шлепается в пыльное плюшевое кресло, кладет локти на стол и – пишет, пишет. Здорово пишет, что и требовалось доказать. Ну, будем считать, что поэтический дар у него был и прежде. Теперь же некие таинственные покровители подарили ему: а) знание, б) силы, в) время.
То, что он сейчас строчит, я назвала бы поэтической прозой. Бумага, утащенная из казенного дома еще в настоящем 1971 году, весело стелится ему под руку всю недолгую апрельскую ночь. И наконец перед зарею, склонясь усталой головою, на модном слове «идеал» тихонько Ленский задремал.
Проснулся очень скоро – из мягкого кресла вылез старинный инкрустированный нож для разрезанья бумаги, давно таившийся в сгибе между двух подушек. Уколол Нестреляева, чтоб тот не проспал каких-то важных событий в своей жизни. Старинные часы в старушкином отсеке пробили семижды: встань, встань, встань, встань, встань, встань, встань. Нестреляев не спеша открыл глаза и увидел солнце через, увы, довольно грязное стекло. С беспокойством вспомнил, что мыть свое единственное окно по весне – его святая обязанность. Ногти, волосы растут, пуговицы отрываются, сор в углах катастрофически прибывает – ужасно. Чуть что выполнишь все настоятельные требованья жизни – как раз станешь идиотом. Но все же Божий свет весною лучше созерцать через чистое стекло. Осторожно выглянул, вышел из своего укрытия. Старушки не было ни в комнате, ни на кухне. Куда это так рано занимали очередь в 71-м году? Нестреляев набрал воды и приступил к мытью окошка.
В 2008 году вышла книга Натальи Арбузовой «Город с названьем Ковров-Самолетов». Автор заявил о себе как о создателе своеобычного стиля поэтической прозы, с широким гуманистическим охватом явлений сегодняшней жизни и русской истории. Наталье Арбузовой свойственны гротеск, насыщенность текста аллюзиями и доверие к интеллигентному читателю. Она в равной мере не боится высокого стиля и сленгового, резкого его снижения.
Новая книга, явствует из названья, не последняя. Наталья Арбузова оказалась автором упорным и была оценена самыми взыскательными, высокоинтеллигентными читателями. Данная книга содержит повести, рассказы и стихи. Уже зарекомендовав себя как поэт в прозе, она раскрывается перед нами как поэт-новатор, замешивающий присутствующие в преизбытке рифмы в строку точно изюм в тесто, получая таким образом дополнительную степень свободы.
В этой книге представлены пьесы, киносценарий и рассказы Натальи Арбузовой.
Я предпринимаю трудную попытку переписать свою жизнь в другом варианте, практически при тех же стартовых условиях, но как если бы я приняла какие-то некогда мною отвергнутые предложения. История не терпит сослагательного наклонения. А я в историю не войду (не влипну). Моя жизнь, моя вольная воля. Что хочу, то и перечеркну. Не стану грести себе больше счастья, больше удачи. Даже многим поступлюсь. Но, незаметно для читателя, самую большую беду руками разведу.
Автор заявил о себе как о создателе своеобычного стиля поэтической прозы, с широким гуманистическим охватом явлений сегодняшней жизни и русской истории. Наталье Арбузовой свойственны гротеск, насыщенность текста аллюзиями и доверие к интеллигентному читателю. Она в равной мере не боится высокого стиля и сленгового, резкого его снижения.
«Лесков писал как есть, я же всегда привру. В семье мне всегда дают сорок процентов веры. Присочиняю более половины. Оттого и речь завожу издалека. Не взыщите», - доверительно сообщает нам автор этой книги. И мы наблюдаем, как перед нами разворачиваются «присочиненные» истории из жизни обычных людей. И уводят - в сказку? В фантасмагорию? Ответ такой: «Притихли березовые перелески, стоят, не шелохнутся. Присмирели черти под лестницей, того гляди перекрестят поганые рыла. В России живем. Святое с дьявольским сплелось - не разъять.».
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
15 января 1979 года младший проходчик Львовской железной дороги Иван Недбайло осматривал пути на участке Чоп-Западная граница СССР. Не доходя до столба с цифрой 28, проходчик обнаружил на рельсах труп собаки и не замедленно вызвал милицию. Судебно-медицинская экспертиза установила, что собака умерла свой смертью, так как знаков насилия на ее теле обнаружено не было.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
Елена Девос – профессиональный журналист, поэт и литературовед. Героиня ее романа «Уроки русского», вдохновившись примером Фани Паскаль, подруги Людвига Витгенштейна, жившей в Кембридже в 30-х годах ХХ века, решила преподавать русский язык иностранцам. Но преподавать не нудно и скучно, а весело и с огоньком, чтобы в процессе преподавания передать саму русскую культуру и получше узнать тех, кто никогда не читал Достоевского в оригинале. Каждый ученик – это целая вселенная, целая жизнь, полная подъемов и падений. Безумно популярный сегодня формат fun education – когда люди за короткое время учатся новой профессии или просто новому знанию о чем-то – преподнесен автором как новая жизненная философия.