Город под кожей - [2]

2. Что сказала работница соцслужбы

– У вас довольно оригинальные жилищные условия, мистер Мур.

– Спасибо, – ответил Билли Мур, посылая улыбку, каковую большинство людей приняли бы за обаятельную. Он знал, что лицо не подведет – вызывающее доверие, бледное, волевое, с налетом жесткости, лицо крутого, но в целом порядочного мужчины. Билли был одет в непривычную для него новенькую белую рубашку, настолько свежую, что не успели разгладиться складки из-под упаковки. Надетый для комплекта алый галстук арканом сдавливал шею. «Интересно, обучена ли эта баба замечать подобные вещи? – подумал Билли. – Угадает ли она, что моя любимая одежда – красиво потертая кожаная куртка?»

– Я не имела в виду комплимент, – заметила соцработница.

– А я и не принял ваши слова за комплимент. Просто брякнул, не подумав.

Работница социальной службы, миссис Дженет Маркус («зовите меня просто Джен»), крупная женщина на излете среднего возраста, казалась добросердечной, полной сочувствия, даже по-матерински заботливой – и старательно поддерживала это впечатление.

– В вашем положении, мистер Мур, следовало бы думать, что говорить.

– Вы правы. Я что-то разнервничался.

– Для этого нет причины.

– Точно? Ведь вы пришли проверить, какой из меня родитель. Вашей власти достаточно, чтобы забрать у меня дочь. Как тут не нервничать?

– Ну хорошо, я вас понимаю. Обсудим тогда ваши необычные жилищные условия.

Они беседовали на стоянке машин у окраины деловой части города, на углу Хоуп-стрит и 10-й улицы. Перед ними стоял длинный, приземистый жилой прицеп, старый, почти коллекционный, не обтекаемый – горбатенький, с наружными панелями безрассудно синего и желтого цвета; окна-иллюминаторы прикрывал полосатый козырек.

– Мистер Мур, вы живете в прицепе на паркинге.

– Я его хозяин.

– Вот как?

– Конечно. Паркинги – мой нынешний промысел.

– Вы здесь работаете?

– Делаю карьеру. Это моя страсть, миссис Маркус. С прежней жизнью покончено. Теперь я приношу пользу тем, кому надо что-нибудь запарковать.

Билли бросил фразу небрежно, хотя не совсем лукавил. Соцработница несколько рассеянно, но без пренебрежения кивнула.

– А почему живете в прицепе?

– Это не простой трейлер. Это «Лофгрен Колонист».

– Что, хороший?

– Ну-у… не такой хороший, как «Эйрстрим», но пользуется известной популярностью. Заходите, посмотрите внутри.

Женщина послушно поднялась по ступенькам и вошла через низкий дверной проем в ярко расцвеченную, слабо освещенную капсулу.

– Мы – в жилом отсеке, оформленном в знаменитом стиле «Лофгрен люкс». Вот обеденная ниша, эргономичная кухня, фирменные окна «Термогрейс».

– Тесновато здесь.

– По мне, так просторнее некуда.

– Две спальни?

– Разумеется.

– Одна – ваша, вторая – дочери?

– О, нет. Она живет отдельно.

– Как это?

Билли Мур отдернул с фирменного окна занавеску с рисунком бамбука и указал на еще один трейлер в нескольких метрах, похожий на первый во всех отношениях, но как бы уменьшенный наполовину.

– У вашей дочери свой прицеп?

– «Лофгрен Скамп», модель поскромнее. Карла сейчас там.

– Давайте заглянем к ней.

– Обязательно.

Билли Мур открыл заднюю дверь и сделал несколько шагов от одного трейлера до другого. Он церемонно постучал в оконное стекло малого прицепа, из которого через минуту выглянула Карла Мур, двенадцатилетняя дочь Билли. На ней была школьная форма, длинные черные волосы забраны в хвостик на затылке, на кончике носа балансировали очки. Девочка держала увесистый том учебника математики, вставив в него большой палец вместо закладки.

– Заходите, – радушно пригласила Карла.

Билли пропустил чиновницу вперед. Та вошла и окинула взглядом складной столик с лэптопом, полку с неплохим набором книг, вазу с цветами, разбросанные подушки с рюшами, большую мохнатую коалу наверху мини-холодильника. Еще она заметила тарелку овсяного печенья и свежезаваренный мятный чай. На заднем плане едва слышно играла классическая музыка.

– Бах, – угадала соцработница.

– Точно, – подтвердила Карла. – Вам тоже нравится?

Миссис Маркус еще раз осмотрела помещение – на этот раз неторопливо.

– А что? – сказала она. – Здесь довольно мило.

– Правда? – просияла Карла.

Чиновница осторожно присела, взяла себе чаю и печенья, что на время заставило ее замолчать, и наконец повернулась, роняя из уголков рта крошки, к Билли:

– А как у Карлы дела с ее… заболеванием? Боюсь, я запамятовала название.

Карла сама справилась с ответом на вопрос:

– Дермографизм.

Она быстренько закатала правый рукав и провела по голой руке кончиком ключа, рисуя сердце и символ мира. На здоровой коже остался бы белый след, который поблек и пропал бы через несколько секунд. Однако на коже у Карлы обозначились красные штрихи, и через несколько секунд по контуру рисунка выступили вишневого цвета волдыри.

– Дермографизм, – повторила она. – Расшифровывается просто: «дерма» – кожа, «графо» – пишу, вместе – «кожное письмо». На старых медицинских фотках на спине пациента тупым концом карандаша кто-то другой вечно пишет это слово – «дермографизм».

Миссис Маркус посмотрела на руку девочки, стараясь казаться участливой и чуткой и в то же время ловя себя на том, что пялится, как в балагане.