– В тот день, – продолжает Николай Павлович, – произошло солнечное затмение. Большинство семей с детьми уже уехали из Озёрного, и Боря пошёл на водонапорную башню один. Друзей в посёлке у него не осталось. Там на него и напали.
– Боря никогда мне не говорил об этом, – произносит вдова.
– Он забыл об этом, – говорит Хромов-старший и смотрит на Надежду. – Я не знаю, как это могло произойти, но, когда мы переехали в Ленинград, он ни разу не вспоминал об этом. И жил так, будто ничего не случилось. Мы с супругой, конечно, не напоминали сыну и старались сами забыть об этом, как и он.
– Преступника поймали? – спрашивает Поляков.
– Да ну какой там, – отмахивается Николай Павлович. – Борис утверждал, что это была мумия, но сами понимаете, у страха глаза велики. Расследование зашло в тупик, насильника никто не поймал. Да, как нам тогда казалось, что никто и не ищет. Потом мы переехали в Ленинград и всё – с нами не связывался ни один следователь, хотя мы все контакты оставили.
Надежда замечает, как Поляков хочет что-то сказать. Скорее всего, начальник двадцать седьмого отдела полиции хочет защитить честь полиции, сказать, что органы всегда делают всё, что в их силах. Но, видимо, решает, что сейчас это неуместно, и молчит.
– Но, когда Борис позвонил нам поздно вечером и сказал, что едет в Озёрный, мы с супругой занервничали, – продолжает Хромов-старший. – Просили его туда не ездить. Мы боялись, что он всё вспомнил и зачем-то решил туда поехать. Он нас не послушал, кричал, что едет расследовать убийство, мне показалось, что о том случае он и не вспомнил. А потом мы уже не смогли дозвониться до сына.
– А когда вы последний раз видели сына? – интересуется Поляков. Вопрос звучит, как на допросе, но Виктор Сергеевич этого не замечает. Видимо, профессиональная издержка.
Николай Павлович задумывается и через минуту говорит:
– Давно, очень давно, – он опускает голову.
Вдова замечает, как на лице мужчины отражается разочарование в самом себе. Словно только сейчас мужчина осознал, как же он был глуп, что не встретился с сыном. Ведь отец всегда должен принимать участие в жизни своего ребёнка. Независимо от возраста и расстояния.
– Думаю, полгода, может, больше, – продолжает Николай Павлович. – Мы постоянно разговаривали по телефону. Но это совсем не то. Глаз не видно.
В этот момент звонит телефон на столе начальника. Поляков хватает трубку и говорит:
– Поляков слушает… да… понял, – он кладёт трубку на рычаги телефонного аппарата. – Бориса доставили в морг, мы можем ехать на опознание.
От этих слов Хромов-старший совсем поникает. Ни один родитель не желает получить приглашение в морг на опознание своего ребёнка.
Поляков надевает китель, и все трое выходят из кабинета. Когда они спускаются вниз и оказываются на улице, Надежда обращается к Полякову:
– Скажите, а то убийство, которым занимался Борис, раскрыли?
– Да, – Поляков открывает заднюю дверь служебной машины и помогает сесть Надежде. – На следующий день.
– Кто это был?
– Молодой человек убитой.
– Но вы говорили, что убийство было ритуальное. Он сатанист?
– Нет. Он наркоман. Пытался обставить всё так, чтобы мы подумали о ритуале. Хотел запутать следствие, как он сам признался на допросе.
Начальник захлопывает дверь, садится на пассажирское сиденье, и полицейский автомобиль, завывая сиреной, мчится по огромному городу.
Ноябрь 2019 г.
