Город может спать спокойно - [69]

— Об этом разминировании я, помнится, что-то читал… «Эхом войны» называлась заметка?

— Точно!

— В ней сообщалось, что в Курске, как и у нас, немцы специально оставили свои боеприпасы и замаскировали…

— Но не это главное. Главное, как они это преподнесли…

— Кто — они?

— Радиостанция «Байкал». Она сообщила, что это не фашистский сюрприз вовсе, а тайник подпольной антисоветской организации, действующей в районе Курска.

— На простаков, значит, рассчитывали, которые всякой брехне верят.

— А чтобы не только простаки им поверили, сообщили, будто «Байкал» ведет передачу с нашей территории. На самом же деле та радиостанция была установлена американской разведкой на Японских островах.

— Вот ведь как изощряются, мерзавцы!

— А не могут они и на этот раз передать по своему радио, будто бы…

— Ну, на этот-то раз могут придумать что-нибудь и пооригинальнее.

— А что же?

— Сфотографировать, например, как наши саперы снаряды извлекают. Ты ведь говорил, что тот тип с фотоаппаратом был.

— Висело у него что-то через плечо и, судя по всему, с телеобъективом.

— Ну тогда он обязательно постарается все это снять.

— А откуда? Туда ведь никого не подпускают. Все оцеплено. А если он с крыши какой-нибудь, так его…

— Зачем же с крыши — можно и из окна. И знаешь, из какого? Из окна гостиницы «Добро пожаловать». Это самое высокое здание у нас в городе. С его верхнего этажа все видно.

— И Козий пустырь?

— Думаю, что и его можно увидеть. Специально поднимусь сегодня и проверю.

— А может быть, он надеется и взрыв сфотографировать?

— Какой взрыв? Ты что?..

— Может же он надеяться на это? Я знаю, наши саперы и не такие еще склады обезвреживали. Но ведь он… И потом, ему может быть известно, что там какая-нибудь мина замедленного действия, которая обязательно…

— Ты брось каркать, Говорков! Это, знаешь ли, паникерством попахивает.

— И никакое это не паникерство, — обиделся Говорков. — Это вы зря, товарищ лейтенант… Просто ко всему нужно быть готовыми. Мало ли что… А для него такой снимочек, как взрыв города…

— Что ты болтаешь, Говорков! Какого города? Да если даже и в самом деле, так разве весь город?

— Не весь, конечно, но они потом в своих газетах…

— А надо, чтобы вообще никаких снимков этот тип не мог сделать. Вот в чем наша с тобой задача, Говорков.

— Понимаю, товарищ лейтенант. И я готов…

— Мало быть готовым, нужно знать, что делать.

— А вы подскажите.

— А я и подскажу. Придется тебе, Говорков, возле гостиницы «Добро пожаловать» подежурить. И не час какой-нибудь, а, может быть, целые сутки.

— Я готов, товарищ лейтенант, хоть несколько суток. Возьму с собой бутерброды и буду…

— Насчет этого не беспокойся, — смеется Дюжев. — С голоду тебе умереть не дадим. Я все время неподалеку от тебя буду. А ты смотри в оба. Ты ведь единственный, кто видел того типа, и должен его опознать. А по снимочкам твоим…

— Да раз вы мне это дело доверяете, снимочки тут уже ни к чему… Когда мне на пост?

— Ишь какой шустрый! — снова смеется Дюжев. — Это еще с начальством нужно согласовать. Может быть, оно… Но я постараюсь убедить кого следует.

«Час от часу не легче!..»

Бурсов и Огинский приехали рано утром. Азаров не виделся с ними лишь три года, но почему-то очень волновался, стоя на перроне в ожидании поезда. Казалось бы, идет время, и многое стирается в памяти, а ему по-прежнему все памятно, будто не четверть века прошло с тех пор, а всего те три года, что он не встречался со своими друзьями.

Может быть, это потому, что в годы совместной службы не было у них спокойных дней. В лагере военнопленных все время на грани жизни и смерти. Потом побег, где тоже всё на одних нервах. А в партизанском отряде разве было спокойнее? Старосту Овражкова когда брали, все буквально висело на волоске… В немецкой школе диверсантов он, правда, был один, но задание майора Вейцзеккера лишь с их помощью удалось выполнить. Кажется даже, что и «неприступный» мост взрывал он с ними вместе… Ну, а потом до самого конца войны в одной армии, почти плечом к плечу…

И вот стоят, обнявшись, на перроне три фронтовика: генерал, полковник и доктор технических наук, забыв, что вокруг посторонние люди. И за какое-то мгновение пронеслось снова в памяти их все то, что только что перечувствовал в ожидании своих друзей Азаров.

Поработало и над ними время — посеребрило виски, набросало штришки морщин под глазами и в уголках рта. Огинский заметно полысел. От этого лоб его стал казаться еще больше. А у Бурсова все такая же густая шевелюра, но теперь уже с проседью. Да и пополнели оба порядком. Не толстяки, конечно, но нет уже той строевой выправки, как прежде.

— И что это мы встречаемся всякий раз лишь в критические моменты, так сказать? — шутит Бурсов, положив руку на плечо Азарова. — Нет чтобы на свадьбах, на присвоениях очередных званий или юбилеях. А все больше в обстановке, напоминающей фронтовую.

— Да, в самом деле! — поддерживает его Огинский. — Опять как на переднем крае перед началом наступления, когда нужно сделать проходы и в наших, и во вражеских минных полях.

— И ни в коем случае не подорваться, — добавляет Бурсов, — чтобы не дать повод врагу к догадке о готовящемся наступлении.