Город мертвых - [24]

Мистер Лисс опять молчал, словно тоже вспоминал о горах.

Печальная музыка сменилась тишиной, а потом через время Ксерокс Боза сказал:

– Убей меня.

Мистер Лисс ничего не ответил.

– Прояви милосердие, убей меня.

Мистер Лисс сказал:

– Милосердием я никогда не отличался. Если хочешь умереть, пожалей сам себя.

– Я то, что я есть, во мне нет милосердия. Но ты человек, ты способен на него.

После очередной паузы мистер Лисс спросил:

– Чья лаборатория?

– Виктора.

– Какого Виктора?

– Он называет себя Виктор Лебен. И Виктор Безупречный. Но его настоящая фамилия, которой он гордится, – Франкенштейн.

Намми знал эту фамилию. Он вздрогнул. Она была из тех фильмов, которые он никогда не смотрел. Несколько лет назад он увидел часть одного такого, включил, не зная, в какую беду попадет, и очень расстроился, из-за чего бабушка пришла в комнату посмотреть, что случилось, и выключила телевизор. Она обняла Намми, поцеловала, приготовила ему его любимый обед и повторяла ему вновь и вновь, что все это было не настоящее, что это просто история, точно так же, как хорошие и добрые истории вроде «Паутинки Шарлотты», просто истории, бабушка называла их сказками, а сказки никогда не могли быть правдой.

Но, если Ксерокс Боза не врет, бабушка ошибалась. Она ни разу ни в чем раньше не ошибалась. Ни в чем на свете. И возможность того, что бабушка могла хоть в чем-то ошибиться, так испугала Намми, что он решил больше никогда об этом не думать.

– Франкенштейн? Я, по-твоему, дурак? – спросил мистер Лисс, но голос у него был не злой, просто в нем звучало любопытство.

– Нет. Ты спросил. Я сказал тебе. Это правда.

– Ты сказал, что ты покорный раб. Что тебя таким сделали. С чего бы ты вдруг предал его?

– Я теперь сломан, – ответил Ксерокс Боза. – Когда я увидел то, что увидел Бозман в момент между, что-то во мне сломалось. Я как машина с исправным двигателем, у которой не работает коробка передач. Пожалуйста, убей меня. Прошу, сделай это.

Пианист все так же не поднимал взгляда от клавиш, и мистер Лисс наблюдал за его летающими руками так, словно они заворожили его совсем как Намми.

Мелодия будто перетекла в другую, еще печальнее первой. Бабушка говорила, великие композиторы способны строить своей музыкой целые дома, такие реальные, что можно увидеть их комнаты у себя в голове. Намми мог видеть комнаты этой мелодии. Комната была большой и пустой, без мебели, стéны – мрачно-серыми, и окна – тоже серыми, потому что выходили в ничто.

– Франкенштейн, – сказал мистер Лисс. – Если уж народ из космоса, то почему не это. Но я тебя не убью. Не знаю, по какой причине. Просто не по душе мне это.

И, как ни странно, старик опустил длинное ружье.

Намми встревоженно напомнил ему:

– Сэр, он убил Боза. Он убьет нас. Он чудовище.

– Был, – сказал мистер Лисс. – А теперь он то, что он есть. Он увидел слишком много глазами Бозмана, заглянул чересчур… далеко. Это его добило. А я просто чертовски рад, что сам не видел этого. У него, по крайней мере, есть пианино. А если б я увидел то, что там было, я бы, наверное, лежал на полу, агукал и сосал пальцы ног. Пойдем, Персик, давай отыщем тот снегоход.

Старик отвернулся от пианино и прошагал по комнате к коридору.

Намми попятился, не сводя глаз с Ксерокса.

16

Тематикой вечернего ток-шоу Мэйсона Моррелла были советы по поводу отношений между мужьями и женами, родителями и детьми, супругами и их родственниками, братьями и сестрами, юными романтиками, ищущими идеальную пару… Он не был женат, не имел детей, братьев или сестер, а за последние полтора года проскакал сквозь отношения с шестью женщинами. Но он был успешным ведущим ток-шоу, потому что обладал выдающейся уверенностью в своем мнении, мог слегка запугать звонящих, сохраняя при этом иллюзию того, что он их лучший друг, отлично умел имитировать искреннее сочувствие и был бесстрашен в отношении любых, не важно, насколько скандальных тем, а также обладал мужественным шелковым баритоном.

Мэйсон являлся мошенником, при этом обаятельным и веселым, выступал еще на пяти станциях в Монтане и Вайоминге и вполне способен был сойти за одного из тех талантов, которых Сэмми Чакрабарти собирался встроить в общенациональный синдикат по добыванию денег. Следовательно, реакция ведущего ток-шоу по поводу выпотрошенного на полу репликанта, а также исчезновения Девкалиона была Сэмми глубоко отвратительна. Не только потому, что их выживание могло зависеть от общего противодействия неминуемому нападению, но и потому, что утрата Мэйсона оказала бы негативный эффект на его план выкупить к двадцати девяти годам KBOW.

В момент исчезновения гиганта, который собирался разобраться с непонятно каким количеством лабораторных монстров, ожидавших звонка в дверь, Мэйсон утратил свои фирменные уверенность и бесстрашие. Голосом, взлетевшим на две октавы, он сказал:

– Я не собираюсь умирать, как загнанная крыса, в этом занюханном городишке и в этой АМ-вещалке.

Шагнув вперед, он наступил на что-то бледное из разбросанных внутренностей твари с обликом Уоррена Снайдера, отчего издал почти девчоночий визг ужаса. С отвращением вытирая ботинок о ковер, Мэйсон зашаркал по комнате, прошел через открытую дверь коридора и повернул налево, прочь от студии вещания.