Город лжи. Любовь. Секс. Смерть. Вся правда о Тегеране - [15]

Одновременно с доходами повысился и социальный статус Хаджи-ага. Кроме того, он заслужил почтение в глазах соседей своим религиозным рвением. Сегодняшний праздник устраивали в честь его второго паломничества в Мекку. За последние несколько лет он сделал целью своей жизни демонстрацию любви к Богу и имамам: совершил две поездки в Карбалу на юге Ирака к могиле Хусейна, самого почитаемого шиитского мученика, внука пророка Мухаммеда. Из Карбалы отправился в Наджаф поклониться могиле отца Хусейна имама Али, первого шиитского имама и, по мнению шиитов, прямого потомка Мухаммеда. А еще были две поездки в Сирию к месту захоронения дочери имама Али Зейнаб, внучки пророка.

Хаджи-ага не всегда был таким набожным. Фатеме винила себя: вскоре после замужества, в медовый месяц, она попросила его свозить ее в мавзолей имама Резы в Мешхед, самый священный иранский город. Имам Реза был единственным шиитским имамом, похороненным в Иране; по легенде, его отравили виноградом. Но Хаджи-ага отказался. Поездка была ему не по карману, а паломнические путешествия он считал излишеством. Он был упрям, и Фатеме не удалось его уговорить. Она сильно расстроилась, но боялась рассердить мужа и выплакала слезы матери. Та, в свою очередь, рассказала отцу Фатеме, а он переговорил с Хаджи-ага. Отказывать свекру было нельзя. Фатеме радовалась как ребенок – не потому, что Хаджи-ага согласился, а потому, что передумал в знак любви к ней. Ей никто никогда не сказал, что он был вынужден поехать.

Мешхед и самый популярный в мире мусульманский памятник были не тем местом, где Хаджи-ага мечтал провести медовый месяц, но, как ни странно, молодоженов в городе оказалось немало. На запруженных улицах с токсичными выхлопными газами их окружили афганские мигранты, паломники, бродячие торговцы, туристы, нищие. Огромный мавзолей работал круглосуточно и по ночам переливался огнями, как исламский «Диснейленд».

Хаджи-ага и Фатеме шагнули за ворота прекрасного комплекса с позолоченными куполами, сверкающей зеркальной мозаикой и живописными беседками, выложенными сияющей зелено-голубой плиткой. И где-то между просторным двориком в тени минаретов и ослепительной шестиярусной люстрой, сияющей под сводчатым потолком, их захлестнула волна эмоций. Фатеме ощутила любовь к Богу со всеми его дарами и к этому молчаливому сдержанному человеку, за которого вовсе не хотела замуж – они были едва знакомы и до свадьбы виделись лишь однажды. А Хаджи-ага пожалел о своей необразованности и лени. Но больше всего он жалел о том, что согласился жениться на Фатеме и теперь обречен на плохой секс до конца своей жизни. С такими мыслями Фатеме и Хаджи-ага двинулись к внутренним покоям, где находилось тело имама.

Шиитские святыни редко похожи на спокойное место для размышлений и медитации. Каждый обозначает веху на жизненном пути арабских калифов, шейхов и всадников, а жизнь их была неразрывно связана с войнами и смертью; это памятники убийству, предательству и самопожертвованию. Трагедии принято оплакивать. К счастью, иранцы умеют скорбеть, как никто. Печаль для нас – что дом родной. Мы умеем рыдать на заказ, черпая из бездонного источника любви и утрат, что находится в сердце каждого из нас. Поэтому в мусульманских святынях иранцы плачут и бьют себя в грудь, и мавзолей имама Резы не исключение. Войдя внутрь с женского входа, Фатеме словно оказалась на поле боя. Со всех сторон на нее навалились воющие женщины: все пытались пробраться к гробнице. Служители с перышками для чистки пыли отгоняли их прочь. Таких потасовок Фатеме не видела даже в своем местном банке. К ее досаде, она не смогла выдавить ни слезинки. Она начала проталкиваться вперед, и вскоре рыдающая толпа вогнала ее в транс. Она даже не заметила, как потекли слезы.

В восторженном смятении Фатеме вышла с другой стороны. Подойдя к перегородке из полупрозрачного пластика, разделявшей мужскую и женскую половину, она стала искать Хаджи-ага. И тут увидела его. Присев на корточки в углу, он безудержно рыдал, не в силах остановить слезы. Она оторопела. Хаджи-ага переплюнул всех плакальщиков; некоторые даже посматривали на него с завистью и нарочно начинали выть громче, чтобы их услышали за стонами Хаджи-ага. Тот же, казалось, не замечал происходящего вокруг. Его обуяла грусть об ушедших так рано. А Фатеме и не догадывалась, что у ее мужа столь чувствительная и набожная душа.

Поездка изменила обоих. Фатеме зауважала мужа. Хаджи-ага стал менее несчастным. Он словно познал мистическую силу религии, саму суть шиитского ислама, ускользающую от большинства. Что бы это ни было, Хаджи-ага хотел это повторить. Правда, следующую поездку он смог предпринять лишь через несколько лет: родились дети, и в первые годы лишних денег не было. Однако стоило им появиться, и Хаджи-ага начал ездить в паломничества, причем всегда один. Его религиозность стала одержимостью, и Фатеме это бесило. В браке Фатеме и Хаджи-ага сложилась четкая динамика: мрачный, необщительный муж и жена, отчаянно желающая ему угодить, вечно разочарованная, но смирившаяся со своей судьбой. Фатеме утешало лишь одно: что муж пристрастился к оплакиванию святых, а не к опиуму, как многие мужчины в их районе.