Не отвечая, ибо знал, что Джибрил не хочет ничего услышать, Конан поднялся и увидел, что все зеваки, прежде глазевшие на него, смотрят теперь в другую сторону. Он поступил, как все. И увидел девушку. Она шла в окружении полуобнаженных мужчин и женщин, и толпы кошек, которая увеличивалась с каждым ее шагом, ибо все кошки с площади вливались в эту толпу. Они громко мяукали и заглядывали девушке в лицо, словно приветствуя свою богиню.
Она была прекрасна. Длинные черные волосы, мягкие как шелк, струились по ее белым одеждам, обрамляя лицо без малейших следов загара с изящно изогнутыми бровями, чувственными губами и глазами, в которых светился неутолимый огонь страсти. «Лилува, Лилува», – послышался восхищенный шепот вокруг.
– Ты прибыл с караваном? – спросила она казака.
– Да, – ответил он. – Купцы подобрали меня посреди пустыни, когда я уже готовился встретиться со своим прародителем Кромом.
– Как тебя зовут?
– Конан. Конан из Киммерии.
– На тебе странные для киммерийца одежды. Насколько мне известно, так одеваются казаки, но они так же далеко отсюда, как и твоя Киммерия. Как ты оказался в пустыне?
Конан помрачнел.
– Я сбежал с галеры. Прихватив коня. За мной охотились, и мне пришлось уходить вглубь пустыни. И, пожалуй, я забрался слишком далеко.
– Так ты раб? – презрительно бросила Лилува.
– Я – свободный человек, – сказал Конан, и в голосе прозвучала такая уверенность, что усомниться в его словах было невозможно. – Меня захватили во сне, когда я выпил лишнего, – добавил Конан. – Эти проклятые капитаны галер готовы на любую подлость. Я прибыл в Луксур для торговых переговоров, но не успел ни с кем переговорить, не успел даже выйти из порта.
Лилува скользила взглядом по телу Конана с откровенностью возбужденной львицы.
– Ты прекрасен. Наверное, ты еще прекраснее без этой варварской одежды. Хотела бы я увидеть тебя… И если бы ты был рабом, я бы купила тебя. Но даже если ты раб, сейчас у тебя нет хозяина, и я не могу тебя купить… Только если ты сам согласишься стать моим рабом. Что ты об этом думаешь, казак?
Конан помрачнел. Эта женщина нравилась ему, но он вовсе не хотел становиться ее рабом. Он привык быть господином над женщинами и менять привычки не собирался. От женщины буквально исходили ядовитые миазмы власти. Она пронзала киммерийца таким жалящим взглядом, что у более слабодушного человека подкосились бы коленки, и он бы смог вымолвить только то, что подсказывала женщина, а именно согласиться стать ее рабом.
– Нет, красавица, – сказал Конан, покачав головой. – Я хочу остаться свободным человеком.
– Ты заигрываешь со мной, варвар? Хочешь, чтобы я попросила тебя дважды? – спросила она надменным тоном.
– Принцесса… – сказал он.
– Я не принцесса, я – защитница, – заявила она и повернулась к Конану спиной. Все ее рабы и кошки тоже отвернулись от киммерийца. Он видел затылки, плечи, уши, хвосты – и во всем было презрение.
– Ты изменишь свое мнение, – сказала Лилува. – И очень скоро.
От площади перед городскими воротами отходило четыре улочки, но одна особенно привлекла Конана. И не только пестрой толпой, но еще и удивительным запахом, в котором смешались все мыслимые, известные и неизвестные ароматы. Конан направился по ней.
Впереди Конана шли три женщины с пустыми корзинами. Дородные женщины с румяными улыбчивыми лицами и толстыми руками, болтавшие между собой о мясе, рыбе, фруктах и овощах. Они часто оборачивались на казака, переглядывались между собой, и тогда их речи становились тихими и неслышными, а полные зады начинали двигаться не только по необходимости. Но это длилось лишь несколько мгновений, они быстро забывали об уловках женственности, и снова принимались за кухонные разговоры.
У входа на базар Конана за рукав поймал продавец щербета с лицом, не располагающим ни к чему, тем более, к покупке у него сладкого напитка. У продавца был помятый медный кувшин, висящий у живота на лямках через плечо, и глиняные кружки на веревочках, к которым были привязаны маленькие серебряные колокольчики. Все, как обычно. Однако у него отсутствовал кончик носа, на спине вздымался горб, едва ли не как у верблюда, а на руке, которой он протягивал Конану кружку с напитком, имелся лишний большой палец.
Конан помотал головой и шагнул в сторону. Урод еще больше сгорбился и отвернулся.
Другой продавец, уже вполне приятный на вид молодой человек, с лицом женственным, обезображенным только большой родинкой под левым глазом, протянул казаку поднос с жареной саранчой на шампурах.
– Саранча! – несмело сказал он, слегка побаиваясь огромного чужака с саблей. – Вкусно! – И в подтверждение собственных слов съел одно насекомое.
– Да так ты сам съешь свой товар быстрее, чем продашь его! – с усмешкой сказал Конан, да так громко, что парень едва не поперхнулся.
Торговые ряды впечатляли. Фрукты, овощи, мясо, ковры, специи, керамика, бронза и медь, оружие и ювелирные изделия. Богатый город! И богатые люди, ибо Конан примечал, что за многими следуют слуги, сгибаясь под тяжестью покупок.
Но больше всего Конана заинтересовала одна лавка, за которой стоял расшитый цветами и птицами шатер, с окнами из полупрозрачного шелка, за которым танцевали тени соблазнительных фигур. Они покачивали бедрами, вращали животами, изгибали плечи, становясь в профиль, так что видны были очертания прекрасных грудей. Руки двигались словно змеи. От шатра исходил запах сандала, мускуса и амбры.
