Город и лес у моря - [2]
Обстоятельства помешали отцу стать ученым. Возможно, преодолеть их не удалось еще и потому, что его все больше тянуло к другому. Весной следующего года в письме к тому же другу уже нет сожалений: «Я, брат, далек от науки. Искусство гораздо ближе мне. В скором времени выйдет моя первая книжка. Книжка для детей про птиц, про всякую лесную нечисть. Что поделаешь, брат: осознал, что всю долгую жизнь свою делал не то, к чему всегда чувствовал призвание… Люблю я птиц, люблю лес, но разве все мои „экспедиции“ и „музеи“ это наука, а не чистая поэзия?..» Интерес к биологии остался у отца на всю жизнь, но в нем слились взгляды ученого и поэта-романтика, соединились противоположности: стремление к точной, даже сухой регистрации фактов, привитое всей атмосферой родительского дома, и поэтическое видение, образное восприятие, присущее ему самому с рождения и развитое любовью к литературе.
Последняя фотография Валентина Львовича – заседание Ученого совета Зоопарка в конце 1919 года. В начале следующего года, совсем истощенный, он скончался от воспаления легких.
По возвращении определился отец и с выбором постоянного места жительства. Еще недавно он колебался между желаниями поселиться в лесной глуши или в большом городе. Всегда, до последних дней, он стремился весной из городских стен под открытое небо, к воде, лесу, траве под ногами. И все же – город, любимый Питер, стал его основным местом жительства. Тут были общение с близкими по духу людьми, издательские дела и связи, музеи, библиотеки, не говоря уже о музыке – концерты в филармонии и опера! Ведь со своим роялем в лес не переедешь. Конечно, отец мой оставался петербуржцем.
С жильем наконец устроилось: сначала заняли две, потом четыре комнаты в шестикомнатной квартире вдовы генерала Поповицкого. А потом брат Лев выменял свои квадратные метры на две оставшиеся комнаты у бывшей квартирной хозяйки. В 1929 году был сделан ремонт, квартиру разделили на две. Здесь Виталий Бианки поселился с женой, Верой Николаевной Клюжевой, ее матерью Софьей Ивановной, няней Сашенькой и мной. С нами жил приехавший из Бийска ученик родителей Александр Иванович Иванов (по семейному имени Сашун), ставший орнитологом и не только продолживший дело Валентина Львовича, но и занявший его должность в Зоологическом музее, теперь институте. Любимый брат отца Левушка теперь приходил к нему часто. В этой квартире в доме на углу Третьей линии и Малого проспекта (дом 58/4, квартира тогда носила номер 11) Васильевского острова отец прожил до конца жизни. В день столетия со дня его рождения под окном бывшего кабинета была открыта мемориальная доска.
Пора рассказать о том, как Виталий Бианки сделал свои первые шаги по дороге писателя. В его записной книжке сказано: «Начал я писать для печати по газетам и журналам – в 1917 году (в Бийске. – Е. Б.), книжки для детей – в 1923 году». В конце 1922 года при библиотеке детской литературы Педагогического института в Петрограде возник кружок – тогда он назывался студией – детских писателей. Родилась студия на гребне общественного подъема, а организатором ее была Ольга Иеронимовна Капица, библиограф и фольклорист, прекрасный знаток детской литературы. Студийцы по возрасту и степени подготовленности были различны, объединяло их стремление создать новую детскую литературу. «В кружке была та необходимая для начинающих среда, – вспоминал отец, – в которой – на совершенно демократических началах! – воспитывались и оттачивались взгляды начинавших тогда писателей». Любил и уважал отец О. И. Капицу, советовался с ней, часто в письмах – когда приходилось жить далеко от Ленинграда, – давая отчет в том, что и как пишет. Со многими из студийцев отец встречался и в позднейшие годы – хорошо помню у нас дома Екатерину Привалову, Елену Верейскую и Наталию Дилакторскую.
Наиболее опытным в литературном деле среди студийцев был Самуил Яковлевич Маршак. «Попал я к Маршаку, – вспоминал отец, – просто потому, что встретился в то время с Люсей (Ильей Маршаком, братом Самуила и одноклассником отца. – Е. Б.), а собирался я обратиться к К. Чуковскому». «Скажу по совести, – позже говорил отец, – конечно, не имея до этого ни малейшего представления, „как делаются художественные произведения“, я получил первые уроки литературной техники у него. Положа руку на сердце: испытываю к Маршаку такое же чувство благодарности, как к своему учителю чистописания в приготовительном классе гимназии».
Не оставляло отца желание завершить образование – теперь уже литературное. Он поступил в знаменитый Институт истории искусств, что на Исаакиевской площади Петрограда. Вот передо мной матрикул за 1924/25 учебный год, несколько квитанций о получении оплаты от слушателя словесного отделения В. В. Бианки-Белянина (вторая фамилия «приклеилась» в Гражданскую войну). Сохранилась толстая тетрадь с краткими, почти стершимися записями лекций карандашом. Лекции читали Б. В. Томашевский, В. М. Жирмунский, Б. М. Энгельгардт, В. П. Адрианова-Перетц. Последняя запись в этом конспекте – 16 февраля 1925 года. Почему, что послужило главной причиной прекращения посещения занятий? Возможно, просто не хватало времени. Две-три лекции в день (в 5 часов, в 6.30 и в 8 вечера). А в эту зиму отец не только пишет, но уже и печатается. Творческий процесс плохо укладывается в расписание по часам, частенько и ночь занимает (и это при том, что хозяйственные заботы отца и тогда, и потом не касались).
