Город чудес - [61]

– Надо либо перейти к активным действиям, – сказал ему Арнау Пунселья, – либо примириться с неизбежным уничтожением.

– Конечно, это когда-нибудь должно было случиться, но чтобы так скоро, я и представить себе не мог, – задумчиво проговорил дон Умберт. Предложенный его помощником план показался ему совершенно нелепым, даже абсурдным – он не увидел в нем ни малейшей возможности выиграть партию. – И как только тебе пришла в голову такая глупость?

Маргарито возразил, что речь идет не о победе или выигрыше, а лишь о том, чтобы заявить а себе и таким образом укрепить свои позиции., Надо нанести удар первыми, втолковывал он, и тут же возобновить переговоры.

– Пусть они видят – у нас есть руки, способные держать оружие, пусть знают – мы их не боимся. Это единственный язык, который они поймут, так как язык разума им недоступен. Мы потеряем несколько наших людей – это неизбежно.

– А как же мы? С нами, надеюсь, ничего не случится? – спросил дон Умберт.

– Нет, – ответил его заместитель, – нам нечего бояться. У меня все продумано до малейших деталей. Я тщательно спланировал нанесение удара. Кроме того, у нас есть прекрасный исполнитель: я уже давно присматриваюсь к этому пареньку, он многого стоит и все сделает без сучка без задоринку, = тут он вздохнул. – Вот только придется им пожертвовать – какая жалость!

Вообще-то у Арнау Пунсельи было доброе сердце, но в тот момент им владело чувство зависти, смешанное со страхом. Он вызвал Онофре Боувилу в свой кабинет и сказал, что собирается поручить ему работу неимоверной важности.

– Посмотрим, как ты справишься, – сказал ему Маргарито.

В этот момент распахнулись обе створки высокой узкой двери и в кабинет вошел дон Умберт Фига-и-Морера.

– Дон Арнау Пунселья охарактеризовал тебя с наилучшей стороны, – проговорил он. – Посмотрим, как ты справишься, – добавил дон Умберт, не подозревая, что точь-в-точь повторил слова своего заместителя.

Затем оба подробно изложили Онофре план. Тот слушал их с открытым от изумления ртом. «Этот несмышленыш не понял ни слова, – отметил про себя дон Арнау Пунселья. – Все, о чем мы тут толковали, для него так же непостижимо, как существование жизни на Луне».

И проговорил, обращаясь к Онофре:

– Главное – осмотрительность и еще раз осмотрительность.

Оставшись наедине, Онофре несколько часов посвятил обдумыванию услышанного, а затем пошел искать Одона Мостасу. Встретившись со своим задиристым дружком, он сказал ему:

– Слушай внимательно, мы сделаем так… – и изложил ему свой план. Тот, который предложил Арнау Пунселья, показался ему неприемлемым, и он решил действовать на свой страх и риск. «Хватит подчиняться чужой воле», – решил он. От Одона Мостасы, детально информировавшего его обо всем, он уже давно знал о существовании дона Алещандре Ка-налса-и-Формиги, равно как и о Жоане Сикарте с его прекрасно организованной армией преступников, и даже иногда подумывал о том, чтобы предложить тому свои услуги. Онофре по натуре не был вероломным, но прекрасно отдавал себе отчет, на стороне какой банды находилась подлинная сила, и не был расположен поддерживать заведомо провальное дело. Он также понимал, что вся власть дона Алещандре Каналса-и-Формиги зиждется на Жоане Сикарте, что именно вокруг него крутится вся организация. Принимая во внимание это последнее обстоятельство, Онофре Боувила составил свой собственный, план и тщательно продумал его во всех деталях перед тем, как увидеться с Одоном Мостасой.

– Наша слабость очевидна, – сказал он, – поэтому никто не воспримет нас всерьез. Это одно очко в нашу пользу, а вторым будет внезапность и дерзость нападения.

А про себя добавил: «И еще звериная жестокость», – но не сказал этого вслух. Он уже давно пришел к заключению: в мире правит жестокость, и добиться успеха можно лишь решительными беспощадными действиями. Так он и сделал. Барселона до сих пор не знала ничего похожего. Пока длилась кровавая схватка, город замер, затаив дыхание. Возможно, в других условиях, исключавших столь очевидное неравенство сил, Онофре мог бы действовать с меньшим изуверством. Кто знает?

Этой же ночью началась война. Несколько человек из банды Сикарта сидели в погребке на улице Арко-де-Сан-Сильвестре, неподалеку от площади Санта-Каталина, когда туда вошел Одон Мостаса со своими молодчиками. Похоже, они искали повод, чтобы затеять ссору, а поскольку это случалось сплошь и рядом, никто особенно не обратил на это внимания. В таких местах Одон Мостаса был известной личностью, и женщины вообще называли его первым красавцем и щеголем во всей Барселоне. Люди Сикарта только язвительно посмеивались: «Нас больше, и мы лучше обучены», – казалось, говорили они всем своим видом. Убийцы отреагировали молниеносно: они достали ножи и буквально изрезали на куски тех, кто оказался ближе, затем покинули погребок, не дав никому опомниться. На площади Санта-Каталина их подхватил конный экипаж, на котором они бесследно исчезли с места преступления. Новость облетела трущобы, и меньше чем через два часа последовало возмездие: двенадцать вооруженных до зубов бандитов вошли в L'Empori de la Patacada