Город чудес - [5]

Тем не менее теперь, когда Онофре Боувила мысленно сопоставлял единственный известный ему городок с Барселоной, в которую только что приехал и о которой еще ничего толком не знал, Бассора казалась ему чем-то незначительным. Его суждение, при всей своей наивности, было не лишено объективности: по итогам переписи населения 1887 года город с пригородами, то есть то, что мы сейчас называем метрополией, насчитывал 416 000 жителей, при ежегодном приросте населения в 12 000 человек. Из этой цифры, подытоженной властями по завершении переписи (оспариваемой некоторыми источниками), на долю самой Барселоны, или того, что раньше называлось муниципалитетом, приходилось 272 000 жителей. Остаток распределялся между кварталами и селениями, расположенными по периметру старой городской стены. Здесь же, за городской стеной, в XIX веке выросли первые крупные промышленные производства. Можно сказать, в течение всего этого века Барселона стояла у руля прогресса. Так, в 1818 году между Барселоной и Реусом пустили первые в Испании дилижансы, совершавшие регулярные перевозки пассажиров, почты и багажа. В 1826-м во дворе здания, где размещалась биржа, впервые был осуществлен эксперимент по применению газового освещения. В 1836 году установили первый паровой котел и предприняли первую попытку механизации производства. Первая железнодорожная ветка в Испании, датируемая 1848 годом, была проложена между Барселоной и Матаро, а первую в Испании электростанцию построили в 1873 году тоже в Барселоне. В этом смысле разница, существовавшая между Барселоной и остальной частью полуострова, была равносильна пропасти и оказывала на приезжих неизгладимое впечатление. Но усилия, потраченные городом для того, чтобы удерживать первенство, обошлись ему слишком дорого. Поверженная наземь Барселона походила на неведомой породы самку, только что разродившуюся многочисленным приплодом, истекавшую дурно пахнувшей слизью и смрадными парами, которые отравляли воздух на улице и в жилищах, делая его непригодным для дыхания. Среди населения царили усталость и пессимизм. И только недоумки вроде сеньора Браулио видели жизнь в розовом цвете.

– В Барселоне столько возможностей для тех, у кого есть желание ими воспользоваться и кто не лишен воображения, – разглагольствовал он в тот же вечер, сидя за обеденным столом и обращаясь в основном к Онофре Боувиле, в то время как постоялец прихлебывал бесцветный горьковатый суп, который подала ему Дельфина, – а вы производите впечатление человека честного, смышленого и трудолюбивого. У меня нет ни малейшего сомнения, что все ваши проблемы разрешатся скорейшим и в высшей степени благоприятным для вас образом. Подумайте, юноша, история человечества не знала еще эпохи, подобной нашей: электричество, телефонизация, субмарины… Вам нужно продолжение списка чудес? Одному Богу известно, как далеко мы еще можем зайти. Кстати, вам не трудно будет заплатить вперед? Моя жена, с которой вы уже знакомы, слишком скрупулезна в расчетах с клиентами. Бедняжка очень больна, вы ведь знаете?

Онофре Боувила тотчас после ужина вручил все свои деньги сеньоре Агате. Этого хватило, чтобы заплатить за неделю, но он остался без единого реала в кармане. На следующее утро, чуть забрезжил рассвет, он устремился на улицу в поисках работы.

2

Хотя в конце XIX века бытовало мнение, что Барселона жила, «повернувшись спиной к морю», повседневная реальность опровергала подобное утверждение. В Барселоне всегда царил, а в те времена как никогда ранее, дух портового города: она жила морем и для моря, кормилась им и отдавала ему плоды своего усердия; улицы Барселоны сами собой направляли стопы всякого путника к морю, и через него же осуществлялась связь с остальным миром; море наполняло легкие города свежим ветром, определяло его климат, насыщало его отнюдь не благоуханными ароматами, вязкой влажностью и покрывало ядовитым налетом соли, которая разъедала древние стены. Море обволакивало Барселону успокаивающим рокотом своих волн и, прорываясь сквозь полудрему сиесты, будоражило ее воем пароходных сирен, отсчитывая застывшее в послеполуденном зное время и заставляя его идти вперед; пронзительно-печальные крики чаек предупреждали о том, как недолговечна и иллюзорна манящая прохлада тени, отбрасываемой кронами деревьев на улицы города. Море наводняло его закоулки подозрительными личностями с режущим слух чужеземным выговором, нетвердой походкой и темным прошлым, готовыми тут же схватиться за нож, пистолет или дубинку; море скрывало от правосудия проходимцев и тех, кто бежал с родины, оставляя за собой гнусные преступления и душераздирающие крики, одиноко звучавшие в ночи. Цвет домов и площадей Барселоны был цветом, в который окрасило их море, – ослепительно белым в ясные дни и матово-серым, когда налетал сильный ветер, приносивший непогоду. Все это волей-неволей неудержимо притягивало к себе любого выходца из глубинки, каковым и являлся Онофре Боувила. Вот почему в то утро он первым делом направился в порт искать работу на погрузке судов.

Экономическое развитие Барселоны началось в конце XVIII века и продолжалось вплоть до второй декады ХХ, но в нем не прослеживалось стабильности. Периоды подъема чередовались с периодами глубокого спада. При том, что миграционный приток продолжал расти, спрос на рабочую силу имел тенденцию к снижению, и в этих условиях получить работу было почти несбыточной мечтой. В тот день, когда Онофре Боувила вышел на улицу с твердым намерением найти себе хоть какое-нибудь занятие, Барселона как раз переживала один из таких спадов, длившийся уже несколько лет, вопреки клятвенным заверениям сеньора Браулио, которые он так щедро расточал прошлым вечером.