Город чудес - [43]

– Ради бога, – взмолился он, увидев Онофре, – подайте мне руку, иначе я разобьюсь.

Онофре ухватил его за запястья, рывком поднял и перекинул через перила на балкон. Оказавшись на твердой почве, субъект поскользнулся и плюхнулся на пол.

– Я расшиб себе всю задницу, – захныкал он. Онофре сделал предупредительный знак, призывая

к тишине, и зажег свечу на шандале.

– А теперь давай рассказывай, почему ты висел у меня на балконе, – начал он допрос с пристрастием.

– Я не виноват, – занудил парень. – Какой-то сукин сын обмазал то ли жиром, то ли какой-то другой пакостью всю крышу. Счастье еще, что я смог уцепиться за перила, а то бы я тут с тобой не разговаривал.

– Что ты делал на крыше в такой час? – продолжал допрашивать Онофре.

– А тебе что за дело? – был ответ.

– Мне-то до тебя нет никакого дела, зато хозяин пансиона и полиция наверняка тобой заинтересуются.

– Эй, ты, полегче, – ответил парень, – я не вор и не делал ничего плохого. Меня зовут Сисиньо. Я друг девушки, которая здесь живет.

– Дельфины?!

– Верно, ее зовут Дельфина, – продолжал Сисиньо. – У нее очень строгие родители, они не позволяют ей встречаться с мужчинами, поэтому мы видимся ночью на крыше.

– Чудеса! – удивился Онофре. – А как ты взбираешься на крышу?

– По лестнице. Я приставляю ее к задней стене, там, где земля поднимается и стена ниже. Я маляр, мне не привыкать.

Сисиньо на вид было лет тридцать, максимум – тридцать пять. У него была узкая, впалая грудь, жиденькие волосы, глаза навыкате и безвольный подбородок. Во рту красовалась дыра от нехватки двух передних зубов, и говорил он пришепетывая. «Так вот он какой, мой соперник!» – с облегчением вздохнул Онофре.

– А чем вы занимаетесь на крыше? – спросил Онофре.

– Много будешь знать – скоро состаришься.

– Не бойся, я на вашей стороне. Мое имя Гастон, может, слышал? Пабло, должно быть, тебе про меня рассказывал.

– Да, конечно, – ответил Сисиньо, улыбнувшись в первый раз за все это время, и пояснил, что, откровенно говоря, на крыше они ничего такого не делали. Так, пустяковые разговоры, иногда пара поцелуев, но ничего, что выходило бы за рамки приличий. На крыше это трудно сделать. Он тысячу раз предлагал Дельфине пойти в более удобное место, но она отказывалась.

– После этого ты перестанешь меня любить, – мотивировала она свой отказ.

И так тянулось уже два года.

– Ума не приложу, как я все это выдерживаю, – пожаловался Сисиньо.

Онофре спросил, почему они не поженятся.

– Это уже другая история, – сказал Сисиньо. – Я женат, и у меня две дочери. Дельфина пока ничего не знает: у меня не хватает духу так огорчить ее. Бедняжка очень в меня верит. Вот если бы моя жена вдруг околела, все бы уладилось, но она крепкая, словно дуб.

– А как ко всему этому относится она – ну, твоя жена.

– Никак. Она думает, что я работаю в ночную смену. Перед возвращением домой я каждый раз хорошенько измазываюсь краской, для пущей убедительности.

– Жди здесь, – сказал Онофре. – Я пойду за Дельфиной. Если она полезет на крышу, чтобы с тобой встретиться, то поскользнется и расшибется насмерть.

Он вышел в коридор и услышал привычные ночные звуки: мосен Бисансио тащился в туалет, Пифия жалобно стонала от боли. «Не хватает только нос к носу столкнуться с сеньором Браулио, вырядившимся как педрила. В хорошенькое место меня занесло!»

Не успел Онофре тихонько постучаться к Дельфине в комнату, как она тут же ответила ему свистящим шепотом. Онофре назвался.

– Убирайся, или я напущу на тебя кота, – услышал он в ответ.

– Я только хотел сказать, что с Сисиньо произошла неприятность.

Дверь тут же открылась, и в темноте сверкнули две пары зрачков. Кот мяукнул, Онофре попятился, а девушка проговорила:

– Не бойся, я тебя не трону. Что случилось?

– Твой парень упал с крыши. Он у меня в комнате. Пойдем, но не бери с собой Вельзевула, – сказал Онофре.

Они стали осторожно спускаться по лестнице. Онофре взял Дельфину под локоть. Она не отстранилась и молча продолжала идти. Онофре почувствовал, что она вся дрожит.

Сисиньо лежал на кровати. В мерцании свечи он был похож на покойника, хотя усиленно моргал и пытался улыбнуться.

– Я вас оставлю, – сказал Онофре Дельфине. – Смотри, чтобы он не вздумал умереть у меня в комнате, не хочу неприятностей. Я вернусь на рассвете.

Он спустился на улицу, поколебался несколько мгновений перед дверью, не зная, куда направиться. Потом услышал истошное мяуканье, перед его лицом промелькнуло какое-то тело, коснулось плеча и шмякнулось о землю. Онофре железным прутом подвинул тушку Вельзевула к канализационной решетке и столкнул вниз. Так за одну ночь Дельфина лишилась двух столпов, на которых зиждилась вся ее жизнь.

4

Его преосвященство сеньор епископ Барселонский совершил первое паломничество в Рим, будучи еще послушником. В Милане, где он задержался на несколько дней, ему посчастливилось лицезреть его императорское величество, эрцгерцога Франца Фердинанда Австрийского (того самого, кто через несколько лет погибнет трагической смертью в Сараево), инспектировавшего гвардию. Эта картина сохранилась в душе светлейшего прелата до конца его дней. Теперь же там, где он проходил, строители приостанавливали работы, вытягивались перед ним во фронт и стаскивали с головы кепки. В церкви Сьюдаделы вовсю звонили колокола, и конные отряды, сопровождавшие блестящий кортеж, трубили в горны. Его преосвященство сеньор епископ и его высокопревосходительство сеньор алькальд плечом к плечу прошли через Триумфальную арку, за ними гурьбой потянулись представители власти рангом пониже, шествие замыкал консульский корпус, члены которого равнодушно глядели по сторонам. Сбоку от его преосвященства, на уровне развевавшихся пол его сутаны, дьякон нес кропильницу – сосуд из чеканного серебра со святой водой. Левой рукой епископ сжимал пастырский посох, а правой – кропило. Время от времени он погружал его в сосуд и кропил святой водой рабочих – те, на кого попадали брызги, крестились. Было прискорбно смотреть, как парадное облачение епископа постепенно покрывалось слоем пыли и грязи. Снаружи отделка Дворца промышленности, где должна была состояться торжественная церемония, еще не была завершена до конца, и, чтобы скрыть этот недостаток, стены задрапировали коврами. У дворца, в центре небольшой площади, была сооружена часовня с только что отреставрированной статуей святой Лусии. Внутри часовни, слева от центрального нефа, стоял оркестр, и когда там появились властвующие особы, музыканты заиграли марш. Епископ благословил строительство. Затем он и алькальд произнесли речи, после чего к небу вознеслось оглушительное «Виват!» в честь его величества короля и ее величества правящей королевы