Город чудес - [175]

– Посмотри, как они мне рады, – сказал Онофре, обращаясь к Марии, не осмеливавшейся открыть глаза. – Люди в общем-то не так уж плохи. Слышишь? – Он повысил голос, чтобы перекричать шум мотора. – Люди очень добрые. Диву даешься, как безропотно они терпят все издевательства!

С этими словами он нажал какую-то кнопку; автоматически открылась задняя дверца, и из аппарата вылетели несколько десятков голубей. Почувствовав свободу, птицы собрались в стаю и взмыли вверх подальше от страшной машины. При виде этого зрелища толпа захлебнулась в восторженных криках; не удержался даже сам король. Довольный достигнутым эффектом, Онофре Боувила развернул машину, на медленной скорости подлетел к Национальному дворцу и завис в воздухе на уровне балконов, которые грозили обрушиться под тяжестью сгрудившихся там людей. Теперь он мог рассмотреть лицо каждого вплоть до мельчайшей морщинки.

– Посмотри! Это король. Да здравствует король! Да здравствует королева! Да здравствует дон Альфонс XIII! – кричал он, хотя знал, что никто, кроме Марии, его не услышит. – О! Да это Примо де Ривера собственной персоной! – продолжал он. – Эй, пьянчужка! Катись в ад – там тебя заждались черти со сковородками! – Он узнавал знакомые лица и с воодушевлением рассказывал о них Марии. – Видишь вон того верзилу, что смотрит на нас поверх голов? Это Эфрен Кастелс, единственный настоящий друг, который был у меня в жизни. Хотя нет, были, разумеется, и другие, но все они ушли в иной мир. Нам ли теперь унывать! – бодро крикнул он. – Прочь отсюда – тут нам уже нечего делать.

Онофре нажал до упора на один из рычагов, и машина, словно птица, взмыла по диагонали вверх. Под ними, как на ладони, распростерся весь город, потом поплыли Кольсерольская гряда, извилистые ленты Льобрегат и Бесос и, наконец, бескрайнее искрящееся под солнечными лучами море.

– О, моя Барселона! – крикнул он хриплым от волнения голосом. – Боже, как ты хороша! А ведь когда я увидел ее в первый раз, всей этой красоты, которой мы сейчас любуемся, и в помине не было! Вот тут начиналось поле, тут стояли маленькие домишки, а на месте жилых кварталов были деревни. – Он говорил сбивчиво, глотая слова, словно боялся не успеть высказать все то, что накопилось в его сердце. – Там, где теперь новостройки, раньше паслись коровы. Веришь? А в одном из этих переулков находился пансион, где я снимал комнату. Переулок остался, а пансиона давно уже нет. В мою бытность там подобралась живописная компания; помню одну старую Пифию, которая однажды ночью гадала мне по руке. Я, конечно, все уже забыл, – говорил он, а про себя подумал: «Даже если бы я помнил ее предсказание, разве это что-нибудь изменило бы в моей судьбе? Ничего, потому что мое будущее осталось в прошлом».

Те, кто следил за полетом аппарата с Монжуика, и те, кто, потревоженный шумом двигателя, выскочил на балкон и поднялся на крышу, увидели, как летающая машина резко повернула к морю, будто ее подхватило налетевшим восточным ветром. Удалившись от побережья на приличное расстояние, она вдруг стала терять высоту, потом выровнялась, но через несколько секунд рухнула в море. Находившиеся неподалеку рыбаки рассказывали, что заметили аппарат прямо у себя над головой и сильно струхнули, вообразив, будто на них падает метеорит в виде огненного шара. Никто из них не знал наверняка, действительно ли аппарат окутывало пламя или такое впечатление производили солнечные лучи, отражавшиеся от его металлической и стеклянной поверхностей. Однако все дружно уверяли: как только они дошли на своих суденышках до того места, куда рухнула машина, у всех, как по команде, заглохли моторы. Шум разом прекратился, и воцарилась вселенская тишина, нарушаемая едва слышным плеском волн.

– На нас снизошла вечность: все замерло и время остановилось, – рассказывали рыбаки газетчикам. – Потом аппарат ушел под воду со скоростью выпущенного из пушки ядра.

На место крушения потянулись лодки с многочисленными очевидцами трагедии, но никто ничего не нашел. Аппарат бесследно исчез, не оставив после себя даже масляных пятен на поверхности воды. Начались споры насчет точного места падения, но так как те допотопные корыта, на которых прибыли спасатели, не были оснащены мало-мальски пригодными измерительными приборами, все кончилось безрезультатно. В поисках приняли участие суда военно-морского флота Испании и некоторых иностранных государств. Столь ярое рвение, проявленное в обнаружении летательного аппарата, имело целью завладеть секретом его конструкции, однако даже совместные усилия не увенчались успехом. Водолазы поднимались с пустыми руками, запущенные на дно зонды доставляли на поверхность лишь водоросли и песок. В конце концов начавшийся шторм вынудил прекратить спасательные работы, которые не возобновились даже после того, как на море вновь установилась хорошая погода. Поскольку тела погибших не были найдены, заупокойную мессу служили в Соборе. Потом в черную воду порта бросили погребальные венки, их подхватило течением и унесло в открытое море. В прессе опубликовали обычный в таких случаях некролог, полный напыщенной риторики, и краткие биографические данные Онофре Боувилы, надлежащим образом подчищенные и приукрашенные на потребу читателям. Все сошлись во мнении, что из жизни ушел выдающийся человек.