Город черепов - [6]

— Так чего ж вы не объединитесь и не сбросите эту шайку в Сумеро Тсо, а потом не установите собственное правление на благо людей? В моей стране мы поступили бы именно так, если бы кто-нибудь взялся бы нас тиранить.

Ташуданг посмотрел на него испуганно.

— Ты не ведаешь, что говоришь, чужеземец! Много лет назад — так рассказывают жрецы — эта страна лежала намного выше, чем теперь. Она простиралась от вершин Гималеев к вершинам гор Талакмы, — огромная, покрытая снегом равнина, над которой носился ледяной ветер. «Крыша мира» — называли ее. И тогда Яма, Повелитель Драконов, решил создать эту долину для нас, для избранного им народа. Его могучие чары опустили эту страну. Земля заколебалась под ударами громов, раскаленная лава хлынула из трещин земли. Раскалывались горы, и леса выгорали дотла. Но миновало и это — и вот долина лежит между двух горных цепей, там, где ты видишь ее и сегодня. Когда страна опустилась, изменился ее климат. Здесь стало тепло, появились растения и животные тропиков. Тогда Яма сотворил первых мерувийцев и передал им эту долину, чтобы они могли жить здесь вечно и во все времена. И еще он создал шаманов, чтобы они управляли страной и наставляли народ.

Иногда случается так, что шаманы забывают о своем долге. Они угнетают и обирают нас, словно они — не простые смертные, терзаемые грехом алчности. Но мы, как повелел нам Яма, продолжаем повиноваться им и в этом случае, потому что, если мы не будем этого делать, он снова разбудит великие чары, и наша долина вновь будет поднята вверх и превратится в ледяную пустыню. Так что мы должны терпеть, сносить безропотно все, что с нами происходит. И поэтому мы никогда не отважимся подняться на них.

— Ну, — проворчал Конан, — если эта маленькая грязная жаба воплощает ваши представления о божестве…

— Нет! — отчаянно крикнул Ташуданг. Белки его глаз сверкнули в темноте, и Конан кожей ощутил страх. — Не говори о нем так! Он единокровный сын Ямы! Если он позовет своего отца, тот придет!

Ташуданг спрятал лицо в ладонях, и в этот день Конану не удалось больше вытянуть из него ни слова.

Мерувийцы были своеобразным народом, наделенным необычайным равнодушием — усталый фатализм владел ими, он заставлял их терпеливо принимать все удары судьбы как определенные предначертания воли их жестокого бога. Любое неповиновение своему жребию (в этом они были убеждены) будет сурово наказано — если не сразу же, то в последующем рождении.

Было не так-то просто получать от них нужные сведения, но молодой киммериец не опускал рук. Во-первых, это помогало сделать бесконечные дни в неволе более сносными; во-вторых, он не намеревался оставаться в своем теперешнем положении надолго, а все, что он сможет узнать об этом таинственном королевстве и его странном народе, наверняка им очень пригодится, когда они с Юмой попытаются вернуть себе свободу. Кроме того, он знал, как важно владеть языком чужой страны, если ты хочешь там ориентироваться. Несмотря на то, что Конан не отличался особой страстью к познаниям, он перенимал чужие языки без особого напряжения. Он знал уже немало их и на некоторых даже умел немного читать.

Наконец, пришел тот решающий день, когда надсмотрщики в черных кожаных плащах появились среди рабов и выгнали их наверх свистящими ударами бичей.

— А сейчас, — с издевкой сказал один из них, — мы и поглядим, сколько отвалят князья Священной Земли за твой бесформенный труп, ты, свинья-инородец!

Его бич опустился на спину Конана и оставил кровавую полосу.

Гораздо хуже, чем удары бичей, Конан переносил пылающее солнце, под лучи которого его внезапно выволокли. После долгих дней, проведенных в темноте, его ослепил бы даже обыкновенный дневной свет, и он почти ничего не соображал. Что-то происходило. Кто-то купил его на аукционе и погнал по широкой доске на палубу большой галеры, стоявшей у каменной набережной Шамбаллы. Он жмурился от ослепительно яркого солнца и тихо ругался про себя. Стало быть, вот на что он теперь обречен — сгибаться над веском, пока смерть не принесет ему избавления.

— Вниз, вниз, в брюхо корабля! Живо, псы! — рявкнул надсмотрщик и ударил Конана тыльной стороной ладони под подбородок. — Только дети Ямы имеют право находиться на палубе!

Киммериец действовал инстинктивно, но своему обыкновению, долго не раздумывая. Он тут же ударил толстого надсмотрщика в бочкообразный живот своим могучим кулаком. Пока тот глотал воздух, Конан добавил удар в челюсть, так что надсмотрщик растянулся на досках. Юма взвыл от восторга и попытался пробиться вперед, чтобы встать рядом с Конаном.

Офицер охраны корабля уже отдал приказ. Острия дюжины пик в руках маленьких мерувийских моряков уперлись в Конана. Угрожающее рычание вырвалось из глотки киммерийца, окруженного со всех сторон. Немного позже ему все-таки удалось подавить свою ярость, потому что ему стало ясно, что дальнейшее проявление враждебности с его стороны будет означать немедленную смерть.

Ведро воды привело надсмотрщика в чувство. Отфыркиваясь, как морж, он тяжело поднялся. Вода стекала по его разбитому лицу и жидкой бороденке. Полный жгучей ненависти, которая превращалась в ледяную, расчетливую злобу, он уставился на Конана.