Город бездны - [8]

— Меня ранило не слишком сильно, — сказал Дитерлинг. — Таннеру досталось куда круче. Он потерял ступню.

— Ничего особенного, — сказал я. — Прижег лучевиком рану и остановил кровотечение.

— Ну да, — согласился Васкес. — Просто еще одна дырка на бренном теле. Не могу понять вас, парни, — вот чтоб мне сдохнуть, не могу.

— Прекрасно, но, может быть, сменим тему?

Моя сдержанность объяснялась не просто нежеланием обсуждать с Васкесом — Красной Рукой недавний инцидент. Помимо нежелания, немало значил тот факт, что у меня попросту вылетели из головы почти все подробности происшествия. То есть, возможно, я что-то помнил до курса коматозного лечения — во время которого мне заново вырастили ступню, — но теперь мне казалось, что все это случилось в далеком прошлом, а вовсе не каких-то несколько недель назад.

Впрочем, я искренне верил, что Кагуэлла выживет. Вначале казалось, что ему повезло: лазерный луч прошел сквозь тело и каким-то чудом не коснулся жизненно важных органов — словно его траектория была заранее рассчитана искусным хирургом. Но тут начались сложности. Не имея возможности добраться до орбитальной станции — он был бы арестован и отправлен на казнь, еще не успев покинуть пределы атмосферы, — Кагуэлла вынужден был пользоваться услугами черного рынка, самыми дорогими, какие мог себе позволить. Этого оказалось достаточно, чтобы вернуть мне ногу, но ранения такого типа на войне случаются каждый день. Множественные повреждения внутренних органов требовали, например, дополнительного обследования, и купить такое на черном рынке было просто невозможно.

Поэтому он погиб.

А я очутился здесь, охотясь за человеком, который убил Кагуэллу и его жену, — с намерением сразить его одной алмазной флекеттой из заводного пистолета.

Еще до того, как я стал экспертом по безопасности на службе у Кагуэллы — то есть когда был еще солдатом — поговаривали, что я настолько крутой снайпер, что могу влепить пулю кому-нибудь в голову и попасть в область мозга с определенной функцией. Это не совсем так, но на меня никто никогда не жаловался. Просто я люблю выполнять задачу чисто, быстро и аккуратно.

Я от души надеялся, что Рейвич меня не подведет.

К моему удивлению, потайной коридор вывел нас прямо в сердце посадочной пристани терминала, в затененную часть главного вестибюля. Я оглянулся на барьер безопасности, который мы обошли, и увидел, как охранники сканируют пассажиров в поисках припрятанного оружия и проверяют удостоверения личности на случай, если планету попытается покинуть военный преступник. Удобно примостившийся в моем кармане заводной пистолет не проявился бы на их сканирующих устройствах, что и обусловило мой выбор. Теперь я ощутил легкую досаду оттого, что все мои хлопоты пропали всуе.

— Господа, — произнес Васкес, задержавшись на пороге, — дальше я не пойду.

— А мне казалось, что это место тебе по вкусу, — проговорил Дитерлинг, оглядываясь. — Что случилось? Боишься, что тебе снова не захочется его покидать?

— Что-то вроде того, Змея, — Васкес похлопал нас по спинам. — Ладно. Идите и прихлопните этот мазок дерьма из анатомички, ребята. Но не говорите никому, что я привел вас сюда.

— Не беспокойся, — заверил Дитерлинг. — Твоя роль в мероприятии не будет преувеличена.

— Вот и славно. И помни, Змея… — он снова сделал жест, словно стрелял из пистолета. — Та охота, о которой мы говорили…

— Считай, что ты уже в списке — по крайней мере, в предварительном.

Он исчез в туннеле, а мы с Дитерлингом остались на терминале. С минуту ни один из нас не мог произнести ни слова. Это странное место ошеломляло.

Мы находились в холле поверхностного уровня — кольцеобразном зале, окружающем площадку посадки и высадки у основания спирали. Потолок вестибюля нависал над множеством ярусов, пространство между которыми пересекали во всех направлениях подвесные трапы и транзитные трубы, а в наружной стене размещались магазины, бутики и рестораны. Большинство из них были сейчас закрыты либо переоборудованы в маленькие молельни или лавки, где можно было приобрести предметы религиозного назначения. Здесь было малолюдно — с орбиты добраться было нелегко, и лишь к подъемникам шагала небольшая группа отправляющихся. Вестибюль был освещен хуже, чем рассчитывали дизайнеры, потолок едва виднелся. В целом помещение напоминало кафедральный собор, в котором проводилась некая невидимая религиозная церемония — атмосфера, в которой не уместны спешка и громкие голоса. На пределе слышимости что-то тихо гудело, словно подвал, набитый генераторами. Или комната, набитая молящимися монахами, тянущими в унисон погребальное песнопение.

— Здесь всегда так? — спросил я.

— Нет. Вообще-то это место всегда было отстойником, но со времени моего последнего визита здесь все окончательно испортилось. С месяц назад было иначе. Народу — тьма. Большинство тех, кто садился на корабль, проходило именно здесь.

Здесь, в Окраене Неба, прибытие звездолета всегда было событием. Планета у нас бедная и довольно отсталая, если сравнивать с другими населенными мирами, и мы вряд ли вносим основной вклад в изменения ассортимента межзвездного рынка. Мы мало чего экспортируем — не считая опыта ведения военных действий и кое-каких никому не интересных биопродуктов из джунглей. Мы бы с радостью покупали всякую технологическую экзотику и соответствующие услуги, которые предлагают демаркистские миры, но лишь немногие толстосумы Окраены Неба могут это себе позволить. Когда какой-нибудь корабль удостаивает нас визитом, молва обычно объясняет это тем, что его владельца вытеснили с более процветающих рынков — маршрутов Йеллоустоун — Солнечная система или Фанд — Йеллоустоун — Гранд-Тетон, — либо корыту потребовался срочный ремонт. Это случалось примерно раз в стандартные десять лет, и они всегда обводили нас вокруг пальца.